«Арабские революции»: предварительные итоги?

telegram
Более 60 000 подписчиков!
Подпишитесь на наш Телеграм
Больше аналитики, больше новостей!
Подписаться
dzen
Более 100 000 подписчиков!
Подпишитесь на Яндекс Дзен
Больше аналитики, больше новостей!
Подписаться

Ситуация вокруг Ливии неуклонно приближается к геополитическому пату. Это заставляет взглянуть на неё не только глазами участников Западной коалиции (интересы которых по-прежнему расходятся и которые очень скоро могут оказаться под огнём острой критики общественности в своих странах), но и в более широком контексте «постреволюционного» арабского мира.

Политика остается искусством возможного, и Западу на реализацию его замыслов в отношении Ливии отпущены не месяцы и недели, а только лишь дни. Америке, как обычно решающей более масштабные задачи, чем бывшие «примы» колониальной политики (Англия и Франция), уже сейчас приходится выступать в роли своеобразного пожарного, ликвидирующего «очаги возгорания» сразу в нескольких местах. Так, египетские эксперты полагают, что главной заботой Соединенных Штатов является отнюдь не Ливия, хотя Муаммар Каддафи американцам решительно несимпатичен, а выходящие из-под контроля события в нефтеносном и для них «стратегически незаменимом» Бахрейне, где шиитское большинство начинает с нарастающей бескомпромиссностью отстаивать свои гражданские и политические права, а также в Йемене, дестабилизация которого угрожает внутренней безопасности главного мирового нефтепроизводителя - Саудовской Аравии.

США, пожалуй, лучше своих союзников, словно запамятовавших собственный богатый колониальный опыт, понимают: реальным победителем на Арабском Востоке могут оказаться силы радикального политического ислама, во главе которых стоят люди весьма решительные, готовые довести «мировой мусульманский проект» до логического конца. Наконец, американцы, видимо, считаются и с тем, что дополнительный импульс может получить процесс скрытого распространения ядерного оружия. Отсюда и разногласия в политическом классе Америки в отношении методов и форм противодействия набирающему силу исламизму. (Действуют и другие факторы: как отмечают некоторые аналитики, чрезмерная активность вокруг событий в Ливии Х. Клинтон, а также неудачника президентской кампании-2004 сенатора Дж. Керри продиктованы желанием ослабить политическую изоляцию Израиля, что позволит им выступить тандемом на выборах 2012 г.).

Нас же, по понятным соображениям, прежде всего, волнуют причины и последствия продолжающегося «арабского революционного брожения» - уже хотя бы потому, что они способны иметь «демонстрационный эффект» для стран бывшего СССР.

I. Среди факторов, вызвавших массовые выступления на Арабском Востоке, я бы выделил:

- кризис модели развития, которая не позволяет преобладающей части населения пользоваться результатами экономического роста. Экономический рост так и не трансформировался в развитие – системный процесс, соединяющий в себе: собственно экономический рост, максимально возможную занятость и относительно равномерное распределение результатов хозяйственной деятельности населения;

- достаточно высокую степень готовности арабского общества к социально-экономическим преобразованиям, а также к изменениям в системе политических институтов. Эти тенденции со всей силой проявились в бескомпромиссных призывах арабской «улицы» к смещению «фараонов» и «геронтократов»;

- внешний импульс, двигавшийся по траектории Алжир -> Тунис -> Египет -> далее везде, попадал, как правило, в наиболее уязвимые части политической «конструкции»: неспособность государства обеспечить как возможности трудоустройства молодежи, так и удержать в политически допустимых параметрах цены на продовольствие в стране, сомнительность результатов парламентских выборов (Египет), упорное нежелание политической элиты расширить поле деятельности для оппозиции (Тунис, отчасти Йемен).

II. Наиболее активной социально-политической силой в выступлениях протеста была «образованная часть общества». Эта общность пока слабо дифференцирована, но выделяется своей «пассионарностью». Ведь общества арабских стран – по преимуществу «молодежные», они особенно затронуты «несправедливым» экономическим и политическим порядком. При этом выдвигаемые требования могут разниться по степени политической зрелости: от смены состава правительства и/или отставки президента до более или менее глубокой реформы политической системы и экономики. Можно предположить, что в будущем социально-экономическая политика арабских стран будет вынужденно включать элементы «популизма развития» - государственного курса, предполагающего осторожное ограничение интересов (гедонистических притязаний) верхушки частнособственнических классов. Не менее очевидно и то, что арабские лидеры сознают ограниченность возможностей экономической системы удовлетворить основные требования протестующих. На неэффективность политики властей указывают и такие структурные факторы, как неконтролируемый демографический рост (в Египте за годы правления Х.Мубарака – почти в 2 раза) и неразвитость современных политических институтов (Алжир, Йемен, Ливия и др.)

III. Возможные варианты политического развития в Арабском мире будут в конечном счете зависеть от степени зрелости объективных условий, делающих возможным появление новой конфигурации общественных сил в политической организации общества. На данный момент можно рассматривать три модели политической организации, способные в перспективе утвердиться в арабских обществах: «нелиберальная демократия» (Египет, Тунис, Бахрейн), «коллективный авторитаризм» на основе межрегионального «исторического» компромисса (Йемен), «межплеменной компромисс» (Ливия, в случае сохранения единства и территориальной целостности этой страны). Глубина же социально-политических изменений в арабских странах будет зависеть от сохранения единства «улицы» в отношениях с новой властью.

IV. Происходящие в настоящее время на Арабском Востоке процессы, безусловно, отразятся как на внешней политике этих стран, так на балансе сил в регионе. Во-первых, мне представляется неизбежным падение влияния стран этого региона на мировую политику - все будут поглощены своими внутренними преобразованиями. Во-вторых, не вполне ясным представляется будущее некоторых «нефтяных монархий» - крупнейших производителей углеводородного сырья и стратегических союзников Запада. Возникает естественный вопрос: смогут ли «геронтократии» начать необходимые упреждающие политические и социально-экономические реформы? Иначе говоря: можно ли переход власти к более молодым правителям в некоторых «нефтяных монархиях» осуществить без общественных потрясений, без вмешательства сил радикального политического ислама? В-третьих, нельзя исключить возможность материализации «плотного пояса» политического ислама от Мавритании до Судана с учетом того, что южные районы ряда североафриканских государств практически не контролируются их центральными властями (Алжир, Ливия, не говоря уже о Мавритании). Пример Бангладеш – «питомника-санатория» для сил международного терроризма может оказаться заразительным. Если данный «стратегический проект» все же материализуется, то можно ожидать серьезных геополитических последствий, в том числе и за пределами региона: резкого усиления внимания самих арабов и Запада к ограничению влияния политического ислама; некоторого ослабления давления на постсовесткое пространство со стороны радикальных исламистов, занятых обустройством «своей» территории. В-четвертых, «светский» опыт «арабских революций» может повлиять на внутриполитическое развитие некоторых государств Центральной Азии, а возможно, и Закавказья, где два десятилетия независимости не дали ни экономических успехов, ни устойчивости политических систем.

От России «девятый вал» перемен на Арабском Востоке потребует, видимо, видоизменить сам процесс выработки стратегических внешнеполитических решений, в частности больше учитывать опыт отечественной дипломатии предшествующих исторических эпох (СССР, Российская империя). Потребуется также внимательнее соотносить внешнеполитические решения с состоянием общественного мнения, принимающего в России всё более выраженную консервативную окраску.