«Селективное правосудие» на службе геополитики

telegram
Более 60 000 подписчиков!
Подпишитесь на наш Телеграм
Больше аналитики, больше новостей!
Подписаться
dzen
Более 100 000 подписчиков!
Подпишитесь на Яндекс Дзен
Больше аналитики, больше новостей!
Подписаться

Мысли, возникающие по поводу отмечавшегося в воскресенье 17 июля Дня международного правосудия, приводят к грустному выводу. Система международного права и обеспечивающие ее наднациональные институты в лучшем случае не способны стоять на страже верховенства закона. А в худшем – они выступают инструментами реализации геополитических стратегий, не имеющих ничего общего с отстаиванием прав отдельных людей и целых государств.

Праздник был установлен в честь принятия 17 июля 1998 года Римского статута Международного уголовного суда. Согласно данному документу, этот судебный орган уполномочен «осуществлять юрисдикцию в отношении лиц, ответственных за самые серьезные преступления, вызывающие озабоченность международного сообщества».

Внутренняя компетенция Суда ограничена тремя видами преступлений: геноцид (намерение целиком или частично истребить национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую); преступления против человечности (часть масштабного или систематического преследования, направленного против мирного населения, причём о возможном преследовании преступнику заранее было известно); военные преступления (нарушение законов и обычаев ведения войны, регулирующих поведение вооружённых формирований во время войны и защищающих гражданское население, военнопленных, культурное достояние и т.д.) [1].

В компетенцию Международного уголовного суда предлагалось также включить агрессию. Однако во время переговоров в Риме стороны не смогли прийти к единому определению этого преступления. Поэтому было решено, что пока Суд не может осуществлять правосудие по вопросам, связанным с преступной агрессией.

Создание Международного уголовного суда с самого начала встретило неоднозначную реакцию. Не случайно его Статут по разным причинам отказались подписывать или ратифицировать три постоянных члена Совета Безопасности ООН (Россия, США и Китай), а также Индия, Израиль и Иран. Все они не без оснований ссылаются на то, что Римский статут ограничивает суверенитет государств и дает Суду «неопределенно широкие компетенции». Кроме того, в отличие от Международного суда ООН, Международный уголовный суд не входит в официальные структуры Организации Объединенных Наций, хотя может возбуждать дела по представлению Совета Безопасности ООН. Не случайно по такому ключевому показателю, как источники финансирования, Международный уголовный суд можно смело назвать «судом Евросоюза». На долю ЕС в последние годы приходилось более половины финансовых средств, перечисляемых на нужды данного института. К примеру, по данным за 2008 год, финансирование со стороны ЕС составило свыше 57% всего объема финансирования Международного уголовного суда [2].  Подобная ситуация, к слову, хорошо объясняет ту сверхоперативность, с которой Суд выдал ордер на арест нынешних ливийских руководителей, военные действия против которых инициировали и проводят главным образом европейцы во главе с Францией и Великобританией.

Следует также учитывать, что международное сообщество уже накопило сомнительный опыт функционирования Международных уголовных трибуналов для бывшей Югославии и Руанды. Несмотря на потраченные огромные средства, им не удалось привлечь к ответственности всех основных виновных в действительно тяжких преступлениях на Балканах и в Центральной Африке. Выборочность в подборе обвиняемых, отсутствие реальной состязательности на процессах, увлечение судей и прокуроров политическими заявлениями – всё это стали обычной практикой обоих Трибуналов и бросает тень на современную систему международного правосудия как таковую. Ее институты очень часто служат конъюнктурным политическим целям.

Наиболее выпукло данный фактор проявляется в деятельности Международного уголовного трибунала для бывшей Югославии, роль которого, по свидетельству многих экспертов, «заключается в том, чтобы не показывать подлинных виновников развязывания гражданской войны в Югославии, выставляя в качестве таковых исключительно сербских руководителей» [3].

Подобную же практику исповедует и Международный уголовный суд, многие решения которого носят признаки откровенного вмешательства во внутренние дела государств в интересах одной из сторон тамошних конфликтов. Начало этой практике было положено в 2010 году, когда Суд выдал ордер на арест действующего президента Судана Омара аль-Башира по обвинению в геноциде трех этнических групп - вмешавшись таким образом во внутренний конфликт в суданской провинции Дарфур. Данный ордер призван был заставить власти Хартума согласиться на отделение богатых углеводородами районов Южного Судана. Как тут не провести параллели с обвинительным заключением в адрес президента Югославии Слободана Милошевича в Гаагском трибунале, использовавшимся косовскими сепаратистами и их западными союзниками в качестве международно-правового обоснования своих действий! Примечательно, что для выдвижения обвинения в адрес Омара аль-Башира Международному уголовному суду пришлось апеллировать к Совету Безопасности ООН, поскольку Судан (в состав которого входит Дарфур) не является государством-участником Суда.

Особенно зримо политическая ангажированность Международного уголовного суда проступает в случае с Ливией – ордер на арест Муаммара Каддафи и его приближенных был выдан до проведения расследования и в условиях продолжающегося внутреннего конфликта в стране. Здесь, как и в случае с Югославией, институты международного правосудия идут рука об руку с НАТО. Они шаг за шагом демонтируют сложившуюся после Второй мировой войны международно-правовую систему, призванную стоять на страже суверенитета и территориальной целостности государств…

И еще одно соображение по поводу смысла Дня международного правосудия, объявленного в честь «рождения» Международного уголовного суда. Несмотря на то, что юрисдикция данного Суда распространяется на все континенты, а имеющиеся в его распоряжении материалы относятся к 139 странам, в списке рассматриваемых ими дел фигурируют исключительно африканские государства: Демократическая Республика Конго, Уганда, Центральноафриканская Республика, Судан, Кения, Ливия, Кот-д’Ивуар,  что неизбежно наводит на мысли о международно-правовом неоколониализме. Не случайно в июне 2009 года на своем совещании в штаб-квартире Африканского Союза 30-ти представляющих Африку стран-членов Международного уголовного суда несколько государств, включая Сенегал, Джибути и Коморские острова, призвали своих коллег выйти из состава данного института в знак протеста, что он «целится исключительно в Африку». Комиссар по вопросам мира и безопасности Африканского Союза Рамтане Ламамра уверен, что прокурор Международного уголовного суда Луис Морено-Окампо исповедует «двойные стандарты, выдвигая обвинения против одних лидеров и игнорируя других». Он охарактеризовал методы деятельности прокурора как «яркую практику селективного правосудия» [4].  Именно такая селективность и является первым признаком политической ангажированности.
________________________
[1] http://untreaty.un.org/cod/icc/statute/99_corr/cstatute.htm
[2] Report of the Committee on Budget and Finance on the work of its tenth session. ICC. 26 May 2008. P.20-21.
[3] Баррио П. Юридические фикции Международного трибунала по бывшей Югославии (МТБЮ) на фоне реальностей гражданской войны // Двойные стандарты в защите прав человека: казус профессора Шешеля. М., 2009. С.141.
[4] http://www.voanews.com/english/news/a-13-2009-06-08-voa30-68788472.html