Часть I
С одной стороны, официальный Пекин был удовлетворен полной поддержкой действий по ликвидации беспорядков в Урумчи в июле 2009 г. со стороны президента Пакистана А.А. Зардари. Подобная поддержка тем более значима, что она была оказана руководителем одного из ведущих мусульманских государств, которое официально отмежевалось от «международного исламского движения сопротивления», действующего в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. По мнению некоторых западных экспертов, «джихадисты» составляют от 5 до 10% среди участников «уйгурского движения». С другой стороны, Китай сомневается в способности властей Пакистана осуществлять эффективный контроль над всей территорией страны. Не убедили Пекин в действенности подобного контроля и некоторые шаги Исламабада в отношении экстремистов, в частности строгие ограничительные меры против поселений уйгуров и их религиозных школ на территории Пакистана, ставших «питомниками» для будущих сепаратистов. Сомнения приняли форму прямого соглашения о многостороннем сотрудничестве между Синьцзян-Уйгурским автономным районом КНР и Северо-Западной пограничной провинцией Пакистана. Смысл данного соглашения – в установлении непосредственных контактов с руководителями СЗПП с целью пресечения деятельности исламистов, осуществляемой с территории этой провинции. Соглашение, однако, имеет и существенное социально-экономическое наполнение. Его «несущей конструкцией», по-видимому, выступает расширение с помощью Китая стратегического для обоих государств Каракорумского шоссе, которое (через Кунджерабский проход, расположенный на высоте 4.693 м над уровнем моря) связывает Синьцзян и СЗПП. Власти Пакистана стремятся убедить КНР в целесообразности использования Каракорумского шоссе в качестве основной международной магистрали по доставке необходимых Китаю импортных товаров из пакистанских портов в Аравийском море, прежде всего из модернизированного с помощью китайцев Гвадара,. Помимо транспортной инфраструктуры соглашение предусматривает сотрудничество в области межрегиональной торговли, науки и технологий, культуры, образования, здравоохранения, сельского хозяйства, спорта и туризма. Несколько упрощая сложную ситуацию, мы можем сказать, что Китай будет стремиться вовлечь в круговорот двусторонних межрегиональных связей максимально возможное количество экономически активного населения и тем самым связать их потенциально деструктивную для КНР деятельность в Синьцзяне.
В то же время межрегиональные отношения – это лишь часть общей линии Пекина по стабилизации положения в Пакистане. Руководство КНР отдает себе отчет в том, что проблемы Пакистана имеют системное происхождение и что они порождены государственным курсом Исламабада, на расширенной основе воспроизводящим противоречия, которые грозят единству и территориальной целостности этой страны. Представляется, что комплекс проблем Пакистана видится в Пекине следующим образом.
1. Создание в 1947 г. государства на конфессиональной, а не на политэкономической основе имело следствием ослабленное внимание пакистанской правящей элиты к проблемам развития (к экономическому росту на основе максимально возможной занятости и последовательного снижения социально-имущественных различий в обществе) и частым кризисам «модернизационного проекта», завершавшимся приходом к власти военных. Последние, как правило, не были носителями конструктивных преобразовательных идей и занимались преимущественно «наведением порядка» в стране, откладывая необходимые обществу реформы на неопределенное будущее.
2. Чередование «военных» и «гражданских» циклов мешало становлению дееспособных институтов политического представительства в Пакистане и формированию эффективной политической элиты, ориентированной на интересы общества в целом, а не его отдельных сегментов.
3. Отсутствие поступательных преобразований экономической и политической системы укрепило пакистанскую армию в мысли о своей главной и безальтернативной роли в обществе, сделало целую страну зависимой от личной воли ее военных руководителей, наиболее одиозным среди которых, безусловно, был генерал Зия-уль-Хак (годы правления: 1977-1988). Снисходительное отношение последнего к силам политического ислама в конечном счете привело к тому, что в настоящее время эти силы успешно оспаривают у армии главную роль в пакистанском обществе. Подобное «двоевластие» в равной мере опасно и для Индии, и для Китая.
4. Созданные в конце 1970-х – начале 1980-х годов самой военной властью проблемы (усиление роли исламистов) трансформировались в реальную угрозу единству и территориальной целостности Пакистана. В свою очередь, неисключаемый распад пакистанского государства, о чем всерьез продолжает писать международная печать, несет в себе угрозу внутренней дестабилизации Китая («проницаемость» границ), а также Индии, Ирану и Центральной Азии (демонтаж секуляристской государственности).
5. В единстве и территориальной целостности Пакистана заинтересованы Китай, Индия, а также государства Южной и Центральной Азии, поскольку пакистанское государство располагает значительным арсеналом ядерного оружия (по оценкам западных военных экспертов, от 80 до 100 боезарядов), увеличение которого продолжается.
Сложное внутриполитическое положение Пакистана заставляет Пекин диверсифицировать свою геополитическую стратегию в отношении этой страны и Южной Азии в целом.
Во-первых, в Пекине исходят из того, что под воздействием вовлеченности Америки в военные действия в Афганистане малозаметно, но неуклонно происходит ослабление позиций США в Пакистане. Новое «уравнение» геополитических сил в Центральной Азии, видимо, зафиксирует ведущую роль Китая в данном районе. Мягкое вытеснение США из Пакистана Пекин осуществляет с помощью испытанного временем и проверенного практикой расширения внешнеэкономических связей. Помимо этого Пакистан рассчитывает на существенную финансовую помощь Китая, а также на сотрудничество в области энергетики, прежде всего на строительство гидроэлектростанций по китайским проектам (с учетом опыта реализации проекта «Три ущелья» на р. Янцзы) в горных условиях.
Во-вторых, верный своему главному стратегическому принципу «экономика определяет геополитику», Китай активно участвует в модернизации транспортной инфраструктуры Пакистана. По сути дела, совместные проекты в этой области подчинены решению двуединой стратегической задачи: обеспечения безопасной транспортировки энергоносителей по маршруту Персидский залив – Южно-Китайское море и ограничения влияния США в «чувствительных» для Китая регионах Среднего Востока, Южной и Центральной Азии. Наиболее успешным пакистано-китайским инфраструктурным проектом западные и индийские военные эксперты называют порт Гвадар в северо-западной части Аравийского моря. Расположенный в непосредственной близости от Персидского залива порт Гвадар, помимо уже отмеченных его стратегических особенностей, является идеальным местом наблюдения за перемещением транспортных и военно-морских судов, идущих из Персидского залива в восточном направлении, а также – в случае необходимости – может быть использован для защиты транспортных средств, доставляющих энергоносители на Дальний Восток. В пользу данного предположения свидетельствует, в частности, активное участие специалистов из КНР в модернизации баз и стоянок подводных лодок ВМФ Пакистана, которые могут быть использованы для захода китайских субмарин.
В-третьих, согласно сообщениям в печати, Китай намерен добиваться от пакистанских властей разрешения на открытие военной базы КНР на территории этой страны. Подобный шаг, отмечают военные эксперты, преследует как минимум три стратегические цели: оказание «мягкого» военно-политического давления на Индию; ограничение влияния США в Пакистане и Афганистане; непосредственное наблюдение за деятельностью «уйгурских сепаратистов» в СЗПП Пакистана. Официальные круги в Исламабаде воздерживаются от комментариев на тему китайской военной базы на территории их страны; однако власти допускают возможность использования КНР уже существующих «военных площадок» в Пакистане на, так сказать, «непубличной основе».
В-четвертых, Китай, как сообщает газета «Times of India», уже превратился в основного поставщика военной техники и оборудования Пакистану. В настоящее время пакистанская армия якобы на 70% вооружена китайской военной техникой. Более того, индийская печать, со ссылкой на военные источники в Дели, утверждает: если материализуется перспектива получения индийскими ВВС российского истребителя пятого поколения, Пакистан обратится за помощью к Китаю, также ведущему исследования по данному направлению военного строительства. Наконец, Китай для Пакистана остается незаменимым союзником и партнером в совершенствовании ядерного оружия и средств его доставки начиная с 1976 года. И нет никаких свидетельств прекращения подобной помощи в обозримом будущем.
Таким образом, стратегическая линия Китая в отношении Пакистана представляет собой сложный симбиоз по меньшей мере трех геополитических замыслов: 1) сдерживания влияния политического ислама (сил, действующих с пакистанской территории) на развитие внутренних процессов в КНР (прежде всего в Синьцзян-Уйгурском автономном районе); 2) ограничения роли Индии в Южной Азии; 3) «мягкого вытеснения» Соединенных Штатов из Южной и Центральной Азии.
Закономерен вопрос: затрагивает ли развитие китайско-пакистанских отношений интересы России? Думается, да, и на то есть две причины.
1. В силу ряда обстоятельств Пакистан превратился в своеобразный «питомник» политического ислама и международного терроризма. Отсутствие действенного контроля центральных властей над всей территорией страны уже имеет следствием «экспорт» радикализма на сопредельные территории, в частности в Китай. В этой ситуации значительно возрастает исламистская угроза Центральной Азии. Видимо, России необходима смена алгоритма внешнеполитического поведения в отношении Пакистана, а именно - возвращение к роли активного внешнего участника общественных процессов в Южной Азии. Усложнение геополитического «уравнения» в данном регионе отвечает долгосрочным российским интересам, поскольку борьба за спокойствие в Центральной Азии, образно говоря, начинается в Пакистане. Восстановление политического диалога и внешнеэкономических связей с этой страной хотя бы до уровня середины 1960-х годов позволит России активно влиять на пакистанскую внешнюю политику.
2. Возвращение России в Южную Азию предполагает наличие соответствующих данной задаче организационно-институциональных рамок для диалога о безопасности этого важного региона. Обсуждать и решать (на многосторонней основе) проблемы безопасности Южной Азии позволит активное участие России в деятельности Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) при условии полноправного членства в этой организации Индии и Пакистана. Москва может и должна уравновесить в этой международной организации Пекин, от чего в конечном счете зависит эффективность ШОС как политического инструмента международной безопасности. Стоит подумать и об участии России, в том или ином формате, в деятельности Организации сотрудничества государств Южной Азии - СААРК.
