Развивая тему преждевременного отказа России от госкапитализма, нужно отметить ещё один срез такой политики. Расширение сферы госкапитализма в мировой экономике не только даёт некоторые дополнительные возможности странам, опирающимся на госкапиталистическую модель (и их партнёрам), но и ставит российское хозяйство и общество перед целым рядом внутренних и внешних угроз – в случае нового приступа либеральной горячки…
«Азиатский клуб развития» принципиально отличается от так называемых переходных экономик Европы и отчасти Центральной Азии. Стремительно набирая вес в мировом хозяйстве и международной политике, этот клуб, так же как и Запад, различает «своих» и «чужих» в современном мире. А повышенная конкурентоспособность «клуба» в обрабатывающей промышленности (достигнутая в том числе и с помощью западных ТНК) взывает к самому тщательному взвешиванию последствий дальнейших шагов по «более глубокой интеграции в мировую экономику», которая обычно сопровождает либеральную горячку в России. И если западные тяжеловесы могут оказывать на страны государственного капитализма достаточное давление в силу объема собственных рынков, то у России такой рычаг отсутствует – ещё и потому, что немалая часть импорта с Востока идёт через западных посредников. По этой причине вновь встаёт вопрос о своевременности форсированного вступления в ВТО, «не считаясь с мелочами». (1)
Госкапитализм, даже если полагать его прелюдией к экономике современного западного типа (которая проигрывает Востоку), ещё не выполнил в России своих задач в силу, повторю, своей недостаточности и непоследовательности. Дело во многом упирается в качество и эффективность госсектора – и здесь есть достаточно места для взвешенного компромисса между «государственниками» и «либералами».
Замечу, что совершенно несправедливо применительно, например, к современному Китаю отождествлять госсектор с некой архаикой, заведомо неэффективной, коррумпированной сферой и т.п.
Нынешнее состояние, эффективность и перспективы госсектора в Китае можно оценивать по-разному. Приведу для начала один, возможно, не вполне стандартный критерий. В Шанхае наших дней свыше 80% выпускников вузов, судя по опросам, предпочли бы работать в госсекторе. Говоря другими словами, в не самом бедном городе планеты, международном финансовом центре и коммерческом ядре старого Китая, где объём спроса на выпускников вузов со стороны частного национального и иностранного капитала сегодня существенно превосходит потребности госсектора, последний, с точки зрения молодежи, выглядит намного привлекательнее. Особых материальных благ, заметим, работа в госсекторе на старте карьеры не сулит. По-видимому, дело в другом.
Предположу, что работа в госсекторе привлекает шанхайскую молодежь не только стабильностью и возможностью терпеливого строительства собственного будущего (в традиционном китайском или японском духе), сколько, без всякого преувеличения, глобальным масштабом свершений, производимых этой частью хозяйства Китая и возможностью лично приобщиться к «сильной команде» (уже в духе спортивно-американском).
Реформы госсектора и госбанков в КНР можно считать успешно завершившимися в том смысле, что это теперь уже преимущественно акционерные корпорации. Акционирование предприятий госсектора в Китае при некоторых издержках определялось, как считают исследователи, интересами государства.(2) В целом современные китайские корпорации представляют собой эффективные (прибыльные) предприятия с высокой капиталовооруженностью, мощной базой НИОКР и крепнущими мирохозяйственными позициями. На внутреннем рынке Китая, действуя в относительно конкурентной среде, ведущие промышленные и коммуникационные компании, контролируемые государством, удерживают ключевые и наиболее технологичные отрасли. Госбанки просто доминируют на внутреннем рынке.
При этом значительное сокращение персонала в госсекторе на рубеже веков, а затем изменение имущественного статуса госпредприятий и их частичная приватизация последовали за двадцатилетним периодом развития рыночных отношений и активного привлечения иностранного капитала. В результате окрепший и быстро росший частный сектор в некоторой степени амортизировал негативные социальные и политические последствия резкого уменьшения занятости на госпредприятиях во время их реформы на рубеже веков, а также обеспечивал достаточно удачное размещение акций в дальнейшем – в ходе «народных IPO».
В результате грубое деление хозяйства современного Китая на частный и государственный сектор (не вполне корректное из-за наличия акционерного массива и других смешанных экономических форм) выявляет несколько непривычную для «переходных» стран картину: эффективность, масштаб, новации, творчество оказываются сосредоточенными скорее в госсекторе. В частном же секторе много стандартного, мелкого, несложного и вдобавок неустойчивого. В этой инверсии (с привычной западной точки зрения), быть может, и часть ответа на вопрос, почему многим Китай представляется наиболее последовательным «модернизатором» экономики.
Помимо прочего, ведущим предприятиям госсектора нет нужды в коррупционных связях внутри страны: чиновники и так «берут под козырек». Есть, понятное дело, известные противоречия между интересами центра и провинций, но и здесь процедуры согласований не содержат значительного «теневого» компонента. Совсем другая ситуация в отношениях частников и чиновничества.
В связях госсектора с общественностью появляются новые проблемы. Так, весной-летом 2010 г. на несколько месяцев были заморожены работы на одном из трубопроводов Китайской национальной нефтегазовой корпорации – из-за протестов населения и экологических организаций. Хватает критики корпораций и в печати. Однако в целом их имидж в стране – позитивный.
Китайские корпорации привлекают симпатии и своей активной зарубежной деятельностью – ведь внешнеэкономическая экспансия КНР, бурно развернувшаяся в новом веке, преимущественно опирается на госсектор. Хорошо координируется инвестиционная и подрядная деятельность за рубежом, «пакетное» сотрудничество с иностранными государствами включает кредиты банков развития и суверенных фондов, крупные программы обменов в сфере образования, науки, культуры и здравоохранения, а нередко дополняется и усилиями косвенно контролируемых Пекином частных структур Гонконга. При этом китайские корпорации действуют напористо и агрессивно, что обеспечивает дополнительную притягательность госсектора как «сильной команды». Зарубежные приобретения с одобрением воспринимаются публикой.
Добавлю, что главную роль в амортизации последствий глобального финансового кризиса в ходе освоения китайской экономикой гигантского инвестиционного пакета опять-таки сыграл госсектор.
Иначе говоря, сильный госсектор продолжает оставаться ключевым игроком в модернизации, прямо и косвенно поддерживая остальную часть экономики, которая такому соседству только рада. Поэтому не видно и системных угроз постепенной политической эволюции страны, преемственности власти и её дальнейшей демократизации. Устойчивость развитию придаёт в этом случае именно госкапитализм и, в частности, госсектор. Он же выступает в отставших странах одним из важнейших рычагов защиты общества от экологических рисков, природных катастроф и т.п.
Вернусь к началу статьи. Торопливый демонтаж госсектора в России может оставить страну ещё и без достаточной защиты от набирающего силу азиатского госкапитализма. Ему не чужды агрессивность, чувство превосходства по отношению к плохо организованным странам, и сама неизбежность взаимодействия с этим организмом диктует нам осторожное и последовательное государственное строительство.
_______________
(1) Выражение А. Дворковича на инвестиционном форуме Ренесанс-капитала.
(2) Buchelhofer Ch. Corporate Control and Enterprise Reform in China. An Econometric Analysis of Block Share Trades. Heidelberg: Physica-Verlag, 2008
_______________
Александр САЛИЦКИЙ – доктор экономических наук.