О чём умолчал Ежи Гофман

Новый фильм Ежи Гофмана "Варшавское сражение 1920", посвящённый событиям советско-польской войны 1920-1921 гг., будет, безусловно, востребован на Западе. Прежде всего - в силу пропагандистского заряда антирусской направленности, который несёт в себе эта кинокартина… Об огромном пропагандистском потенциале кинематографа говорил ещё В.И. Ленин, и в XXI в. кино остаётся мощным средством воздействия на массы. В премьерном показе фильма уже принял участие президент Польши Бронислав Коморовский с супругой, а сам фильм 30 сентября вышел в большой прокат не только в Польше, но и за рубежом.

Как известно, советско-польская война носила ожесточённый характер. Красная армия вела успешное наступление на западном направлении, сокрушая оборону белополяков, и дошла до Варшавы, где затем, однако, потерпела поражение и вынуждена была откатиться назад. Как результат – т.н. «кресы всходни», то есть территория Западной Белоруссии и Западной Украины остались под Польшей. Поражение Красной армии под Варшавой в польской историографии принято называть «чудом на Висле», имея в виду, что оно спасло Польшу от неминуемого краха.  Тема советско-польской войны проходит красной нитью через всю польскую историографию, являясь отправной точкой польского патриотизма новейшего времени в его русофобском изводе. Дата Варшавского сражения – дата-символ, политико-психологическая веха, знак-выражение извечного, как считают поляки, противостояния защитницы западной цивилизации - Польши и «русских варваров».

Основной посыл режиссёра – «чудо на Висле» произошло благодаря полководческому гению Юзефа Пилсудского. Картина отнесена к историческому жанру, где есть всё: лихие кавалерийские атаки, мужественные поступки главных героев и сцены романтической любви. Нет только всей правды о тех далёких событиях, ибо создание правдивой, действительно реалистичной картины в планы Ежи Гофмана не входило.

Давно замечено, что польский патриотизм возможен только за счёт «поедания»  соседних народов. Публицист Ян Юзеф Липский в статье «Две родины – два патриотизма» подверг эту позицию нещадной критике. Я. Липский, ветеран Армии Крайовой, был антисоветчиком, но он был ещё и интеллектуалом. Почему для поляков самой большой трагедией Второй мировой является Катынь, а не многомиллионные жертвы на западном фронте?  Ответ один: без русофобии нет польского патриотизма.

Этносоциолог Вильгельм Мюльман ввёл такое понятие, как «этноцентрум». Этноцентрум – это осознание этносом самого себя в рамках пространства, где этот этнос обитает. Это форма этнического мышления, куда этносом включается всё, что его окружает: от рельефа местности (горы, реки, леса) до высокодифференцированных понятий (государственная идея, войны, союзы, экономические связи, культурные и дипломатические контакты). Каждый этноцентрум стремится к тому, чтобы сохраниться нетронутым. Этноцентрум боится понятийного раскола, раздвоения, т.к. раскол этноцентрума означал бы раскол этнического самосознания и видоизменения внутренней жизни народа. Отношения поляков и русских тоже возможно описать в этносоциологических понятиях. Польский этноцентрум подсознательно ощущает мощь этноцентрума русских как более многочисленного имперского народа, к тому же народа не католического.

Польский этноцентрум не настроен на миролюбивые отношения с русскими по той причине, что боится «впустить в себя» того, кто мощнее, энергичнее и многочисленнее. Польский этноцентрум боится «утонуть» и раствориться в русском этноцентруме, боится быть им поглощённым или расколотым надвое, т.е. принять одновременно и католическую, и православную идентичность. Поэтому немалое число православных поляков или поляков, служивших Российской империи, а затем СССР (генерал А. Ржевусский, генерал-майор Ф. Круковский, математик Н.И. Лобачевский, классик русской литературы Н.В. Гоголь, адмирал Г.Ф. Цивинский, советский военачальник К.К.Рокоссовский, основатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский), самой же польской историографией выносится за скобки, рассматриваются ею как идеологические антитела, то, что несёт опасность прививки элементов этнического сознания соседнего народа (русских) и способствует расколу монопольно-католического антирусского сознания, свойственного полякам.

Отсюда также – стремление выстроить такие отношения с русскими, при которых было бы абсолютно невозможно проникновение в польский этноцентрум чрезмерного объёма русского, не католического влияния. Это подсознательный механизм этнической защиты, под который уже подгоняется всё остальное – политика, культура, вероисповедание, СМИ. Поляки чувствуют себя в безопасности только при условии максимального культурно-политического отдаления от огромного русского народа, для чего активно используют антироссийскую пропаганду.

Очевидно, что появление фильма Ежи Гофмана обусловлено подсознательными механизмами польского этноцентризма, который, всматриваясь в Россию, как в зеркало, говорит: «Это – не я». Не будь «зеркала-России»,  Польша не смогла бы конституировать собственное этническое «я», оказалась бы в этнопсихологической невесомости, в понятийном вакууме. Поэтому фильм Ежи Гофмана мог быть априори только антирусским. А для придания антирусскости большей выпуклости в фильме старательно обойдены вниманием «неудобные» моменты советско-польской войны 1919-1920 гг.

Во-первых, цели Варшавы во время советско-польской войны были крайне агрессивны - восстановление Польши в исторических границах Речи Посполитой 1772 года, с установлением контроля над Литвой, Белоруссией и Украиной, включая Донбасс!

Во-вторых, Пилсудский был экспансионистом, не скрывавшим, что главной мишенью является Россия: «Замкнутая в пределах границ времён шестнадцатого века, отрезанная от Чёрного и Балтийского морей, лишённая земельных и ископаемых богатств Юга и Юго-Востока, Россия могла бы легко перейти в состояние второсортной державы, неспособной серьёзно угрожать новообретенной независимости Польши. Польша же, как самое большое и сильное из новых государств, могла бы легко обеспечить себе сферу влияния, которая простиралась бы от Финляндии до Кавказских гор».

В-третьих, именно польская сторона перешла к активным насильственным действиям, спровоцировав, по сути, начало войны. Польские войска форсированным маршем занимали белорусские и украинские города, чтобы навсегда «застолбить» их за Польшей. Кроме того, польские части  под командованием Люциана Желиговского вторглись в Литву, получившую независимость из рук Советской России, и создали на части её территорий марионеточное государство Срединная Литва. Правителем Срединной Литвы был назначен (из Варшавы) сам Желиговский. Таким образом, часть литовских земель в одностороннем порядке вошли в состав Польши, где и пребывали вплоть до ликвидации польской государственности в 1939 г. Польско-литовская война для поляков – незначительная веха в их истории. Для современных литовцев – напротив, эта война наполнена трагическим смыслом. И сегодня жёсткая позиция Вильнюса по проблеме литуанизации литовских поляков – отголоски непростых польско-литовских отношений.

В-четвёртых, Пилсудский был диктатором, идеологом политики «санации», т.е. насильственного умиротворения непольского этнического элемента и подавления свобод внутри самой Польши. Вводилась цензура, объявлялись вне закона оппозиционные партии, появились первые концлагеря (Берёза Картузская). Санационный режим действовал с 1926 по 1939 гг., поэтому изображение Пилсудского в образе благородного рыцаря без страха и упрёка далеко от исторической правды.

История любого государства наполнена мифами, но кажется, будто польская история – это венец мифотворчества. Знают ли поляки собственную историю всю, без купюр? Не уверен.

Каждый поляк, и млад, и стар, благодаря официальной пропаганде знает, что НКВД – это исключительно «палачи и каратели» польского народа. А многие ли из поляков знают о службе своих соотечественников в рядах НКВД? Об этом не знает почти никто. Но факт остаётся фактом: после вхождения западно-украинских земель в состав СССР и после 1945 г. местные поляки шли на сотрудничество с Советами для совместной борьбы против украинского бандподполья. Тогда бандеры, шухевичи и прочая «историческая падаль» под корень вырезали мирных поляков – вместе с детьми и женщинами.  И поляки шли на сотрудничество с чекистами. Чекисты создавали польские отряды самообороны, командовали которыми  советские офицеры. Полякам выдавали оружие и по команде они отправлялись вылавливать в лесах и пещерах украинских националистов. Общее число польских добровольцев в частях НКВД достигало 30 000.

В Польше не любят коммунистов, особенно советских. Но почему-то польская историография умалчивает, что, например, на начало 1930-х годов доля этнических поляков в составе Компартии Украины была приблизительно вдвое большей, чем среди всего населения республики, а генеральным секретарем ЦК КП(б)У был поляк Станислав Косиор.

Немногие в Польше знают, что во главе ОГПУ (бывший НКВД) с 1926 по 1934 стоял представитель польского аристократического рода Вячеслав Менжинский. Мало того, род аристократов Менжинских был крещён в православие. Кстати, на посту руководителя ОГПУ Менжинский сменил другого поляка из аристократического рода – Дзержинского. В сегодняшней Польше приходится слышать раздражённые реплики: «Дзержинский не поляк. Он еврей!» Так нелогично польский обыватель пытается объяснить себе службу шляхтича Дзержинского на благо России. Но Дзержинский – не еврей. Он – поляк, да и учился в одной гимназии с русоедом Ю. Пилсудским.

А тем временем в Киеве проходит 41-й Международный кинофестиваль «Молодость», открывшийся 22 октября «Варшавским сражением» Ежи Гофмана. Гендиректор кинофестиваля Андрей Халпахчи заявил, что «лента посвящена событиям 1920 года, когда армия маршала Юзефа Пилсудского остановила большевистское нашествие на Польшу, во главе которого был Лев Троцкий… Это очень масштабное кино». И ни слова о том, что конечной целью польского наступления на восток в 1920 г. был среди прочего захват всей Украины.