Перейти к основному содержанию

Донецк. В зоне ru и на линии огня

Если бы миссии ОБСЕ не было в Донбассе, ее стоило бы придумать. ОБСЕ для жителей республик – это олицетворение коллективного Запада с его двойными-тройными стандартами и слепотой-глухотой-немотой по отношению к ситуации в ДНР и ЛНР... В Донецке сотрудники ОБСЕ обитают в отеле Park Inn by Radisson. Причем американский бренд преспокойно перевел донецкий отель на домен parkinn.ru, поскольку республики реально существуют в зоне ru, а не в зоне ua. Деньги – в зоне ru, в зоне ua – война и политические лозунги. В ДНР и ЛНР во всех сферах жизни – рубль, за исключением гривневых зарплат на отдельных предприятиях... Фактически республики – это уже во всех смыслах зона ru. ...И дата 9 Мая – День Победы. Без всяких иных смыслов и содержаний. 

В Донбасс за впечатлениями время от времени любят наведываться туристы, среди которых встречаются и простые любители острых ощущений, и известные личности. Такая поездка – вроде «укола красоты» для собственного эго. На днях побывал в республиках блогер-дизайнер Артемий Лебедев. В Донецке его больше всего разочаровал васаби, который не растворился в соевом соусе.

Васаби. В осаждённом городе.

Донецким предпринимателям впору уже придумывать туристические маршруты типа «Интересный Донбасс» с обязательным посещением мест, ставших знаковыми в этой войне. Той же Саур-Могилы – высоты, где можно изучать историю Великой Отечественной и Украинской Гражданской одновременно. В случае последней – эта история совершенно живая, еще не остывшая и не отболевшая. 36-метровый железобетонный обелиск и 9-метровый чугунный солдат, стоящий у его подножия, рухнули под ударами украинской тяжелой артиллерии в августе 2014 года. Символично: красноармейцы, положившие жизни в 1943-м за ключевую высоту, спустя семьдесят с лишним лет прикрыли собой нынешних донецких воинов, оборонявших ее от новых захватчиков.

Несколько дней назад в районе Саур-Могилы дончане создали геоглиф – высадили крымские сосны в виде аббревиатуры ДНР. С прицелом на будущее. Чтобы из космоса был виден сосновый бор.

А на руинах донецкого аэропорта выросли тюльпаны – алые живые маячки на фоне искореженных жесточайшими обстрелами металлоконструкций и срезанных снарядами деревьев. Природа не умерла даже здесь, на территории, где война, казалось, выжгла всё, что способно жить. В этих весенних цветах, пробившихся сквозь смерть к солнцу, жители республики увидели счастливую примету – будем жить!

На пасхальные службы в разбитом и сожженном храме Иверского монастыря, где солнце заглядывает в «окна» даже не огромных пробоин – в храме практически не осталось стен, собираются сотни людей. Девушке-фотографу в ярком платке, забравшейся на уцелевший балкончик, чтобы удачно поймать мгновение, серьезные мужички делают суровое внушение: броское пятно платка – цель для украинского снайпера. Храм совсем рядом с аэропортом, а расположенное на его территории кладбище тянется почти до взлетной полосы. Совсем недавно тут было шагу не ступить – везде таблички с предупреждениями о «растяжках». Сейчас народ косит засохшую траву и поправляет искалеченные снарядами могилы близких, есть и те, кто рискует добираться к своим умершим родственникам прямо под «взлетку».

Иверский монастырь возле донецкого аэропорта. Разбит и сожжён. Идёт служба. Девочку зовут Апология (в переводе с греческого - "оправдание"). Автор – Антон Баешко, Донецк

Не то чтобы люди перестали бояться войны – война стала обыденностью. Выяснилось, что на территории войны можно жить, рожать детей и растить их, гулять с собакой, ходить на работу, ухаживать за могилами и делать другие повседневыне дела, которыми заполнена обычная жизнь.

С единственной разницей: риск погибнуть самому или потерять близких в обычной жизни несопоставим с риском жизни на войне.

Живущие на войне стараются об этом не думать. Даже если их дом, их храм и могилы их близких – в зоне обстрелов. Тюльпаны на руинах потому и цветут, что стремление жить неистребимо.

Это стремление жить объясняет многое, что обывателю, далекому от событий в Донбассе, покажется странным или слишком рискованным. Дончане, вынужденные из-за постоянных обстрелов переехать в более безопасные районы из «горячих точек», то и дело приезжают домой – даже на пепелище. Надежда на восстановление разрушенных войной родных стен не покидает тех, кто остался, и тех, кто возвращается в Донбасс, чтобы продолжать жить дома.

В одном только Куйбышевском районе Донецка разрушены порядка трех тысяч домов. Город, как губка, впитывает в себя строительные материалы и все равно их катастрофически не хватает. Любых. Поскольку территория, пораженная войной, огромна. Её невозможно охватить фоторепортажем залётного журналиста или впихнуть в экраны телевизоров – не поместится и тысячной части. Разрушений в одном только селе Никишино, где до войны жили около 900 человек, хватит на целый сериал о войне в Донбассе – линия фронта одно время проходила прямо по сельским улицам, четыре месяца 2014 года прямо в Никишино шли непрерывные бои. От местных церкви и школы практически ничего не осталось, как и от большинства жилых домов. Казалось бы, всё – большое поселение стерто с лица донецкой земли навсегда. Но в апреле 2016-го Никишино насчитывало 240 жителей, хотя в самые страшные дни войны оставалось их здесь около десятка. Сейчас – четверть от прежней численности. Потери же не поддаются никаким подсчетам: сколько людей здесь погибло, сколько пропало без вести, никто точно сказать не может.

Село восстанавливают добровольцы – волонтеры и военные из бригады «Восток». В социальных сетях дончане собирают для жителей Никишино холодильники и посуду, постельное белье и детские игрушки. Война заставила совершенно иначе смотреть на материальную сторону жизни: если прежде старенький, но вполне рабочий советский «Минск» или «ЗИЛ» пристраивался где-нибудь в гараже или на балконе (а вдруг пригодится?), а в шкафах годами копились вещи, то теперь все это проживает вторую жизнь у тех, кто потерял всё и, соответственно, рад всему.

Испытывая вместе тяготы войны, люди в республиках стали дружнее и сплоченнее, поскольку и беды общие, и поводы для радости. В отношения вернулись осмеянные эрой потребительства принципы коллективизма, когда человек человеку не волк, а друг, товарищ и брат. Ясно же – ни защитить, ни восстановить искалеченный войной Донбасс никак не получится, если не вместе. Потому и не понимают здесь уехавших местных взрослых мужчин: всегда нужны сильные руки - если не воевать, то строить. Не понимают и журналистов и политиков, ломающих перья и рвущих горло за Донбасс из российской столицы. Есть простая истина: нельзя быть с Донецком, находясь не в Донецке и с Луганском, находясь не в Луганске.

Особая донецкая гордость – службы, на которых завязана жизнь города. Если создавать в будущем монумент героям Донбасса, то однозначно рядом с солдатом должны стоять пожарный, электрик, ремонтник, врач и человек в оранжевой жилетке с саженцами роз. Жители Донецка шутят, что любой градоначальник из мирного города мог бы поучиться у них заботе о родном городе, который находится на линии огня.

«Минское перемирие» – больная тема. Хрупкость мира и видна, и слышна. Украинские силы так называемой антитеррористической операции (название, которое по прошествии двух лет войны с Донбассом выглядит совершенно сюрреалистично) подползли ближе к Донецку, на глазах у миссии ОБСЕ заняв промышленную зону Авдеевки, Широкино и на километры перенеся блокпосты ближе к ДНР. «Киборгов» в украинских СМИ сменили «промберги» – вояки из промышленных зон на подступах к Донецку.

Впрочем, на ОБСЕ здесь уже давно никто никаких надежд не возлагает, их с горькой усмешкой называют «слепо-глухо-немыми наблюдателями». Апрельский обстрел украинской стороной колонны гражданских автомобилей на КПП Еленовка, в результате которой погибли пять мирных жителей, в том числе и беременная женщина, не заставил миссию ОБСЕ прервать ночной сон или отказаться от утреннего кофе. Украинские орудия отстрелялись по гражданским около трех часов ночи, а патруль мониторинговой миссии прибыл на место трагедии в десять утра. Для того чтобы написать в отчете: «Анализ трех воронок показал, что огонь вёлся предположительно с западно-юго-западного направления. При этом калибр примененного оружия был не менее 120 мм». Без указания сил, стреляющих из запрещенного «минскими соглашениями» оружия с предположительного направления.

Если бы миссии ОБСЕ не было в Донбассе, ее стоило бы придумать. ОБСЕ для жителей республик – это олицетворение коллективного Запада с его двойными-тройными стандартами и слепотой-глухотой-немотой по отношению к ситуации в ДНР и ЛНР, где точно знают, кто стреляет с «предположительного направления» по живым людям.

В Донецке сотрудники ОБСЕ обитают в отеле Park Inn by Radisson. Причем американский бренд преспокойно перевел донецкий отель на домен parkinn.ru, поскольку республики реально существуют в зоне ru, а не в зоне ua. Деньги – в зоне ru, в зоне ua – война и политические лозунги. В ДНР и ЛНР во всех сферах жизни – рубль, за исключением гривневых зарплат на отдельных предприятиях, которые платятся украинскими собственниками с территории Украины. Еще гривна нужна бизнесу, который связан с Украиной товарами или услугами, и тем, кто в частном порядке выезжает на украинскую территорию по своим личным делам.

Фактически республики – это уже во всех смыслах зона ru. Начиная от государственного строительства и заканчивая местной газетой. Новые паспорта, которых в Донецке до лета планируют выдать 34 тысячи штук тем, кому исполнилось 16, 25, 45 лет, и тем, у кого документы сгинули в войне, – и те близнецы-братья паспортов ru.

И дата 9 Мая – День Победы. Без всяких иных смыслов и содержаний.

А еще жители республик по-особому переживают за своих, оставшихся в зоне ua: война в прямом смысле разбросала семьи по разные стороны от линии разграничения. Разрезала по живому.

Поездка к родным в любой момент может закончиться, не начавшись. Как это случилось в Еленовке.

Васаби, который не растворяется в соевом соусе, меньше всего волнует дончан.

Есть кое-что гораздо важнее васаби – стянутая украинской стороной вопреки «Минску» к границам города армада. Жизнь на линии огня.

Оцените статью
0.0