Перейти к основному содержанию
Церковная уния между иерархами Киевской митрополии и папой римским в 1595 году за внешне привлекательной идеей церковного единства скрывала насилие и обман. «Единство», основанное на принуждении, наступлении на саму душу народа, – духовная трагедия.

Обман и насилие унии

Церковная уния между иерархами Киевской митрополии и папой римским в 1595 году за внешне привлекательной идеей церковного единства скрывала насилие и обман. «Единство», основанное на принуждении, сопровождаемое наступлением на саму душу народа, – настоящая духовная трагедия.

О духовной трагедии Западной Руси

Есть люди, которые приветствуют союз между христианскими конфессиями как дело благое. Есть другие, которые говорят, что Брестская уния выявила самобытность белорусского народа, что это, мол, его «национальная форма вероисповедания». Ну а если для утверждения такой «формы» применяются обман и насилие? Можно ли их оправдать во имя «национальных интересов»? 

Пусть в ответах на эти вопросы нам помогут исторические факты.

Народ против унии

Заключению церковной унии между иерархами Киевской митрополии и папой римским в 1595 г. предшествовали негласные переговоры с католическим духовенством и властями Речи Посполитой. Обсуждались условия, согласно которым состоялось бы подчинение главе Католической Церкви. Было определено, что униаты сохранят традиционный уклад Восточной Церкви и подчинятся папе лишь формально. Но при заключении унии в Риме в 1595 г. от представителей западнорусского епископата потребовали явного одобрения всех особенностей католического вероучения и разрешили сохранять восточные обряды только в той мере, в какой они не будут противоречить учению Римской Церкви. Далее на соборе в Бресте в 1596 г. предполагалось лишь объявить о состоявшемся подчинении открыто.

Однако действия церковных иерархов встретили осуждение со стороны большей части духовенства и мирян Киевской митрополии. Противники унии во главе с представителем Константинопольского патриарха архидиаконом Никифором, двумя западнорусскими епископами, отказавшимися от унии, с участием православной знати, духовенства и представителей церковных братств собрались отдельно от униатов и отвергли унию.

После объявления церковной унии в Бресте оба собора, униатский и православный, обратились к королю Речи Посполитой Сигизмунду III за признанием своих решений. Участники униатского собора просили короля утвердить унию и подтвердить низложение своих противников – епископа Львовского Гедеона и епископа Перемышльского Михаила, настоятелей монастырей и других священников, которые отказались признать унию. Участники же православного собора просили разрешения поставить на место отступивших в унию владык других епископов. Король открыто встал на сторону униатского собора, объявил церковную унию состоявшейся и приказал воеводам, старостам, державцам, войтам и бургомистрам, т.е. всем государственным чиновникам, оказывать поддержку униатам, а их противников карать. Королевские грамоты приказывалось прибить во всех костёлах, церквях, и на торгах. Таким образом, проводить в жизнь соглашение о церковном единстве должны были власти духовная и светская. Однако насилие в вопросах веры породило не только раздоры, но и открытое сопротивление.

Началось с того, что затребовали на суд представителя Константинопольского патриарха архидиакона Никифора, который возглавлял православный собор в Бресте. Ему вменялся в вину шпионаж в пользу турок. Королевский суд, несмотря на недоказанность обвинения и покровительство православного магната князя К. Острожского, принял решение заточить св. Никифора в бывшей столице Тевтонского ордена – Мальборкском замке – якобы до выяснения всех обстоятельств дела. Здесь в 1599 г. его уморили голодом 

«Каждый сам бывает причиной своего несчастья»

Опираясь на поддержку государственной власти, униатский митрополит и активные униатские епископы (Кирилл Терлецкий, Ипатий Потей) принуждали принять унию подведомственное духовенство. Кто отказывался это делать, того лишали права служения и изгоняли, храмы запечатывались. Начало унии ознаменовалось для не принимавших её священников цепями и тюрьмами (об этом писал современник событий, киевский архимандрит Захария Копыстенский в сочинении «Палинодия»). За церкви в имениях оставшихся верными православному исповеданию шляхтичей и магнатов, а также в городах, где были сильны церковные братства, началась упорная борьба. Здесь униатских владык не считали законными пастырями, к их распоряжениям не прислушивались, а требовали себе посвящения новых епископов. В Киев, например, митрополичий униатский наместник Антоний Грекович был назначен только в 1609 г. После десяти лет упорной борьбы за укрепление унии и своих прав на Софийский собор Грекович был схвачен и утоплен казаками в Днепре.

Похожая участь постигла и другого ревнителя унии и католичества – архиепископа Полоцкого Иосафата Кунцевича. В обширной Полоцкой епархии (города Полоцк, Витебск, Орша, Могилёв, Мстиславль) до его назначения уния была известна только по имени. В 1601 г. король даже вынужден был угрожать своим судом могилёвским мещанам за их отказ принимать её. Прежний архиепископ Полоцкий Гедеон Брольницкий о проведении унии совсем не заботился, поэтому Иосафат Кунцевич, вступивший в архиерейские права после смерти Брольницкого в 1618 г., действовал сначала осторожно. Но в 1620 г., после посвящения в Киеве для православных нового епископа Мелетия Смотрицкого, униатского владыку больше знать не хотели. В Могилёв его вообще не пускали. В Полоцке православные вынуждены были собираться за городом в частном доме. Со стороны Кунцевича последовал приказ закрыть храмы в Витебске, Орше и Могилёве, пока не будет признана уния и не будут приняты священники-униаты («добрые католики», как писал Кунцевич канцлеру Льву Сапеге). Встречая упорное сопротивление православных, которые гнушались обращаться к униатским священникам за требами даже в случае крайней необходимости крестить или хоронить умирающих, Иосафат стал действовать еще жёстче. В 1621 г. слуги архиепископа откопали в Полоцке тело похороненного без отпевания ребенка, чтобы совершить заупокойную службу, но родственники умершего не допустили их до этого. Раздражённый Кунцевич приказал вырыть несколько тел православных христиан и выбросить их за кладбищенскую ограду. Этот случай дикого неистовства стал известен во всей Речи Посполитой, о нём говорили даже на варшавском сейме. Последствия не заставили себя долго ждать. Когда в 1623 г. Иосафат приказал схватить в Витебске православного священника, шедшего со Святыми Дарами на Причастие, возмущённые и доведенные до крайности жители ворвались в архиерейский дом, убили Кунцевича и утопили его тело в Двине. Сбылись предупреждения литовского канцлера Льва Сапеги Кунцевичу, высказанные за год до этого: «Что касается опасности для вашей жизни, можно сказать, что каждый сам бывает причиной своего несчастья».

Борьба за храмы велась и в Вильно. По распоряжению униатского митрополита Ипатия Потея двенадцать церквей были переданы униатам. За Троицкий монастырь, основанный на месте казни трех виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, велась тяжба между митрополитом и православным братством. Напротив монастыря на участке, принадлежащем сестрам Волович, была построена в 1597 г. деревянная братская церковь Святого Духа. Принадлежность храма, находящегося на частной земле, не могла оспариваться униатами. Впоследствии при этой церкви устроился монастырь в честь Святого Духа. Действия униатского митрополита в Вильно привели к такому возмущению, что в 1609 г. на Ипатия Потея было совершено нападение: один панский слуга ранил его саблей.

Споры и разбирательства происходили тогда и в Бресте, Минске, Слуцке, Пинске… Не находя правды в судах, православные мещане и шляхта строили церкви на частной земле. Так в Минске в 1612 г. был построен Петро-Павловский собор, старейший из сохранившихся храмов города.

Раздор, который поднялся в Речи Посполитой из-за провозглашения унии, смущал дальновидных государственных деятелей-католиков. Литовский канцлер Лев Сапега писал архиепископу Иосафату Кунцевичу в 1622 г.: «Вместо радости пресловутая ваша уния наделала нам столько хлопот, беспокойств, раздоров, что мы желали бы остаться совсем без нее… [у вас] полны земства, полны замковые [суды], полны трибуналы, полны ратуши, полны канцелярии доносов, жалоб, нареканий, чем скорее не унию укреплять, но разлад, и самый большой союз братской любви разорвать». А королевский секретарь поляк Ян Щенсный писал в 1613 г.: «Я хорошо знаю, что они [православные] переносят со времени Брестского собора. Знаю хорошо и то, что на сеймиках их обнадёживают, а на сеймах поднимают на смех; на сеймиках обещают, а на сеймах фыркают. На сеймиках зовут братьями, а на сеймах отщепенцами. (…) Откуда же распри, если соглашение состоялось? … Но отбирать церкви при помощи гайдуков, терзать исками в трибуналах, хватать священников, выгонять монахов – это не соответствует учению и воле Спасителя нашего».

Вслушиваясь в голоса свидетелей тех событий, рассматривая действия сторон, хорошо видишь, что за внешне привлекательной идеей церковного единства (унии) стояли насилие и обман. «Единство», основанное на принуждении, сопровождаемое наступлением на саму душу народа, – настоящая духовная трагедия.

Оцените статью
0.0