На пути к прагматически здоровым российско-украинским отношениям
Власти Республики Крым намерены обратиться к руководству РФ с просьбой инициировать переговорный процесс с Украиной о пропуске на полуостров вод реки Днепр, которая берёт свой исток в России. Об этом сообщил 12 августа зампредседателя Совета министров – постпред Крыма при президенте РФ Георгий Мурадов. «Это не вода реки Днепр, которая принадлежит Украине, это наша вода, идущая с территории РФ», – подчеркнул он.
Данную позицию пояснил юрист постпредства Александр Молохов, ссылаясь на Хельсинскую конвенцию ООН по охране и использованию трансграничных водотоков и международных озёр. «Днепр – река, которая однозначно подчиняется режиму международного судоходства и соответствующих конвенций, участниками которых являются и Россия, и Украина. Правовая позиция в этом вопросе у России достаточно сильная именно на том основании, что Днепр – это трансграничная река… Те ограничения, которые сейчас имеют место в связи с перекрытием Северо-Крымского канала, незаконны, и у России есть все шансы отстоять свои права в международном суде, если такие переговоры не увенчаются успехом», – отметил Молохов.
Украинская сторона парирует тем, что, мол, весь бассейн Северо-Крымского канала (СКК) является территорией Украины, где она может делать, что считает нужным, к тому же канал является не естественным водным путем, а гидротехническим сооружением.
Здесь важно отметить, что впервые Россия на официальном уровне обозначила необходимость переговоров с Украиной по критически важному для жизнеобеспечения Крыма вопросу. До 2014 года СКК обеспечивал 85% потребности полуострова в пресной воде. После того как Украина перекрыла подачу воды, Россия реализовала ряд проектов по разработке альтернативных источников воды и доставки её в населённые пункты. Проблема питьевой воды, воды для бытовых нужд в Крыму в целом решена, но остаются другие проблемы – ведь СКК давал воду 200 тыс. гектарам орошаемых сельхозугодий, особенно в северной части полуострова, и их потеря в условиях засушливого климата достаточно чувствительна. В частности, пришлось отказаться от такой развитой в Северном Крыму отрасли, как рисоводство.
Проблема и в том (опять-таки особенно в Северном Крыму), что бурение новых артезианских скважин и увеличение забора воды из них приводят к засолению грунтовых вод и ухудшению качества питьевой воды – ведь СКК питал и подземные пласты. В общем, заинтересованность в возобновлении подачи воды с Украины на взаимовыгодных условиях очевидна.
Ответ Киева был ожидаемым: «Все претензии государства-оккупанта на днепровскую воду не имеют никакого правового или международно-правового основания». Дескать, Крым – территория Украины, поэтому любые международные вопросы, связанные с ним, может ставить только Украина.
Трудно, однако, представить, что в российском руководстве решили поднять эту проблему, не имея реальных рычагов её решения. И думается, такие рычаги появятся очень скоро. Связаны они с тем, что через несколько месяцев, с 1 января 2020 года, заканчивается срок действия договоров о поставках российского газа на Украину и транзите российского газа в Европу через Украину. Произойти это должно одновременно с пуском «Северного потока – 2» и «Турецкого потока», которые, в общем, потребность в украинском транзите снимают.
При этом Запад постоянно поднимает вопрос о гарантиях сохранения украинского транзита. Выглядит это как забота об Украине. 3 млрд. долл., которые попадают в украинскую экономику, так сказать, сами по себе, благодаря трубе, построенной Советским Союзом, – деньги очень приличные (почти 3% ВВП Украины). И очевидно, что очень существенное сокращение украинского транзита после запуска «Северного потока - 2» неизбежно, иначе зачем газопровод строить?
Говорят о сохранении 15-20% от нынешних объёмов транзита. В любом случае это не те деньги, которые что-то спасут. Так почему же столько шума вокруг этого вопроса? Мы уже писали: «украинский транзит» – эвфемизм, выражение-протез; за этим выражением скрывается намерение Запада иметь гарантии того, что и после 2019 года Россия будет продолжать обеспечивать своим газом «антироссийскую» Украину.
Ведь российское происхождение «венгерского» и «словацкого» газа, которым сейчас удовлетворяет свои потребности Украина, не секрет. Не секрет и то, что западную границу Украины этот газ пересекает (в обоих направлениях) лишь виртуально. Объём «транзита», на сохранении которого настаивает Запад, как раз примерно соответствует объёму импорта газа Украиной. Речь идёт о сохранении сложившейся схемы и одновременно лица киевской власти: ведь потребность в украинском транзите со времени распада СССР заставляла Россию решать вопрос газоснабжения Украины часто не на самых выгодных для себя условиях.
Запуск двух газопроводов одновременно с завершением срока действия контрактов 2009 года меняет ситуацию кардинально.
Исчезновение потребности в украинском транзите делает Россию свободной в вопросах поставки газа для самой Украины. Да и ГТС стран Восточной Европы не рассчитана на работу в реверсном режиме. Получать российский газ окольными путями и дальше у Украины не получится. А других поставщиков у неё нет. Без продолжения физического поступления газа через российско-украинскую границу Украину ждёт жесточайший энергетический кризис.
Президент Путин, комментируя озабоченность западных партнёров, отметил, что никто не против продолжения транзита, главное, чтобы это было экономически выгодно. Однако и коммерческая выгода – понятие растяжимое. Если партнёр намерен вертеть контрактом, как он хочет, то самое «экономически обоснованное» решение – прекратить с ним всякие дела. Тот же «Нафтогаз Украины», вдохновлённый успехом своего иска в Стокгольмский арбитраж, довёл сумму претензий к Газпрому до 11 млрд. долларов, заявив, что «милостиво» готов от претензий отказаться, если будет заключён новый долгосрочный транзитный контракт.
Поэтому переговоры с участием западных держав, выступающих в роли адвокатов Украины, включая участников проекта «Северный поток – 2», предстоят сложные. Как мы уже отмечали, российское руководство готовится жёстко отстаивать свои интересы, вплоть до «газовой войны», где будет выясняться, кто продержится дольше – Россия без «газовых» денег или Европа без российского газа (как это было в 2006 и 2009 годах, когда новые контракты не подписывались до истечения срока старых, но тогда не было российских обходных маршрутов).
Собственно, такие переговоры с участием представителей Еврокомиссии уже идут, но генеральное сражение впереди. Пока стороны готовят аргументы, ключевым для адвокатов Украины будет «гуманитарный»: нельзя, мол, оставлять целую страну без такого жизненно важного ресурса, как газ. Вот тут и возникнет встречный вопрос – а целый регион (Крым) оставлять без воды можно?! Неужели вода, в том числе питьевая, менее необходима для нормальной жизни людей, чем природный газ?
Задача Москвы – добиться заключения новых соглашений на действительно взаимоприемлемых условиях, касающихся не только собственно газа, но и других назревших вопросов в российско-украинских отношениях (по крайней мере, в экономической плоскости), включая подачу воды в Крым, для чего решение газового вопроса создаст уникальную возможность.
И кто скажет, что переход от принципа «сожгу свой дом, чтобы у соседа сарай задымился» к здоровому прагматизму в отношениях с Россией не выгоден задыхающейся в тисках кризиса Украине? Ведь за днепровскую воду Россия готова платить разумные деньги, которые для украинской экономики будут совсем не лишними. А новая «газовая сделка» может стать прологом к установлению таких отношений не только в сферах воды и газа.