Николай Масалов и Трифон Лукьянович
День 9 мая был и остаётся народным праздником для жителей Российской Федерации, Украины, Белоруссии, как бы ни принижали те или иные политики и СМИ роль Советского Союза в Великой Отечественной и Второй мировой войнах, как бы ни затуманивали 75-летний юбилей Великой Победы рассказами о борьбе с коронавирусом...
Достоинство праздника Победы держится не на официальных мероприятиях с торжественными речами, флагами и демонстрациями. Это в первую очередь день памяти в каждой семье, которую коснулась жестокая война. Помнится всякое – и боль, и голод, и нечеловеческое напряжение, и смерть близких, но всё это перекрывается радостью одержанной над врагом победы.
Есть у Дня Победы свои символы, благодаря которым смысл события приобретает особо выразительные черты. Один из таких символов – знаменитый памятник воину-освободителю в берлинском Трептов-парке скульптора В.Е.Вучетича, установленный в мае 1949 года. Солдат, попирающий нацистскую свастику, стоит с опущенным мечом в одной руке и прижатой к груди девочкой – в другой. Советский воин опустил оружие – бой окончен. Этот бой был не состязанием в силе, не походом за грабительской добычей, это была битва в защиту мирной, созидательной жизни, символизируемой фигурой ребёнка. Образ подсказала сама действительность. В основе идеи памятника лежало реальное событие – спасение немецкой девочки 30 апреля 1945 года сержантом-красноармейцем Николаем Масаловым. Русский солдат вынес ребёнка под обстрелом эсэсовских пулемётчиков с набережной Ландвер-канала у Потсдамского моста, где теперь висит памятная доска.
И этот случай не был единственным. Такой же подвиг на берлинской улице Эльзенштрассе несколькими днями раньше совершил белорус Трифон Лукьянович. Его описание сохранил военный журналист Борис Полевой в книге о взятии Берлина в главе «Передовая на Эйзенштрассе»:
«Сквозь звуки перестрелки, к которой ухо привыкает так, что ее как-то уже не замечаешь, послышались возбужденные голоса, чьи-то шаги.
— Что такое? Почему собрались? — спросил капитан.
— Ребенок там, — пояснил один из бойцов. — Чу, слышите, плачет.
Действительно, сквозь пулеметную стрельбу и редкие разрывы мин доносился детский плач.
— Вот это задача, — сказал капитан и подкрутил свои усики, что кажутся приклеенными. — А может, они нарочно нам приманку подкидывают?.. Эсэсовские дьяволы, от них всего можно ждать.
И вдруг какая-то фигура молча метнулась к стене. Лишь в следующую минуту, когда человек перемахнул через бруствер, сверкнув орденами и медалями, я понял, что это Трифон Лукьянович. Перепрыгнув бруствер, он сразу же распластался на асфальте и, пользуясь прикрытием развалин, пополз туда, откуда доносился плач. Из дома напротив по нему стреляли. Пули зло взвизгивали, отрикошетив об асфальт, но он находился в мертвом промежутке, был для них недосягаем. Так он дополз до разрушенного уличного туалета. Потом мы увидели его с ребенком на руках. Он сидел под защитой обломков стены, точно бы обдумывая, как же ему дальше быть. Потом прилег и, держа ребенка, двинулся обратно. Но теперь двигаться по-пластунски ему было трудно. Ноша мешала ползти на локтях. Он то и дело ложился на асфальт и затихал, но, отдохнув, двигался дальше. Теперь он был близко, и видно было, что он весь в поту, волосы, намокнув, лезут в глаза, и он не может их даже откинуть, ибо обе руки заняты. Он уже тут, рядом, почти у самого бруствера. Кажется, протяни руку и до него дотронешься, однако над бруствером гуляет смерть.
— Пулеметчики, огонь по амбразурам. Самый плотный… Длинными очередями! — прокричал капитан.
Кругом загрохотало. Дома, что были напротив, окутались красновато-белой пылью от битых кирпичей и штукатурки.
В этот момент высокая фигура Лукьяновича на миг возникла над бруствером, а потом как бы соскользнула вниз в подвал. На руках солдата была маленькая белокурая кудрявая девочка. Вцепившись ручонками в его гимнастерку, она приникла личиком к его орденам и медалям. Но, очутившись у своих, Лукьянович стал как-то странно опускаться, будто ноги у него таяли.
— Возьмите девчонку, — хрипло произнес он и, передав ребенка в чьи-то руки, сполз по стене на пол…».
За спасение немецкой девочки Трифон Лукьянович заплатил жизнью. Ранения, полученные им, были смертельны, он скончался в госпитале через несколько дней.
Эту историю заслонили события штурма Берлина, не узнали о подвиге Лукьяновича и его родственники; все они – родители, жена, две дочери – погибли. Свидетелями были лишь однополчане и девушки-связистки, передавшие спасённую девочку какой-то немке. Спустя годы поступок солдата-белоруса стал восприниматься как как полковая выдумка.
В 1990-х годах в бывших советских республиках принялись «развенчивать исторические мифы», стирать память о той войне как о войне Великой и Отечественной. В Белоруссии появились публикации о том, что не было никакого подвига, что Трифона Лукьяновича в 1945 году уже не было в живых…
Истину восстановил фронтовик Георгий Сосновский, директор музея Минского приборостроительного завода, на котором работал до войны Трифон Лукьянович. Были собраны свидетельства сослуживцев, подняты архивные материалы, и подтвердилось – Борис Полевой написал правду.
Сейчас в Минске есть улица имени Лукьяновича, в городе герою установлены две памятные доски. Была памятная доска и на улице Эльзенштрассе в Берлине.
…Война – не только испытание искусства полководцев и надёжности техники. Это подвиг солдата. Советский солдат шёл на Берлин не мстить, он добивал нацистского врага в его столице. Воинов, которые спасали мирных жителей в том числе ценой собственной жизни, среди советских солдат было немало. В одном Берлине впоследствии откликнулись почти 200 детей, спасённых красноармейцами во время штурма. В Германии об этом помнят. Скульптура в Трептов-парке высится к чести воинов-героев – на позор тем, кто сносит памятники победителям в освобождённых Красной армией европейских городах.