«Сороковые, роковые, свинцовые, пороховые»
…Средь ночи лагерь подняли по тревоге. Небывалое дело! Трубил трубач!! Несколько минут на умывание, и тут же команда: строиться поотрядно на площади перед корпусом. Всё в голове смешалось, глаза слипаются, вожатые ничего не объясняют, ведут узкой лесной дорогой куда-то вверх, в горы. Мелькают фонарики. За плотными ветвями в небе – хрустальные звёзды, в придорожных кустах светлячки – светло-зелёные изумруды. Шли почему-то молча и, как показалось, долго. Какая-то девочка рядом протяжно зевнула: «Четы-ыыре часа, с ума сойти!» Начало светать. Вдруг в отдалении мелькнул высокий костёр! Вышли на просторную травянистую поляну. Под огромными деревьями стояли какие-то мрачные палатки, дымили полевые кухни, куховарили солдаты. Отряды выстроились.
Кто-то сурово и громко стал говорить, эхо шевелилось в горах: «В эти самые минуты… в четыре часа утра… 22 июня 1941 года… на нашу священную Родину вероломно напала фашистская Германия... Началась Великая Отечественная война!» Откуда-то принеслась страшная музыка, грянуло: «Вставай, страна огромная!» Мурашки по телу! Слёзы в глазах. Вновь возник голос, как с гор скатился: «Здесь, в Кавказских горах враг был остановлен, здесь была база…» Потом был «фронтовой завтрак» – каша и чай, а потом была большая жизнь…
В пионерском лагере «Орлёнок» под Туапсе были замечательные вожатые, вероятно, гениальные воспитатели.
Война входила в детей мирных послевоенных поколений по-разному, в меня – как явление страшное, героическое и живое. Не книгами и фильмами, не выступлениями ветеранов в школе, не рассказами родных – всё то казалось мне, ребёнку, немного ненастоящим. Война входила тогда не через ум, а прямо в сердце, ночным марш-броском – вместе со звёздами и светлячками…
Великая Отечественная война как явление космического масштаба, как схватка мировых сил добра и зла, жизни и смерти будет воспринята таковой позже. Ещё бы! Объединённая Германией вассальная Европа вломилась в Советский Союз в день Всех святых в земле Русской просиявших! Праздник, привязанный к Пасхе, отмечаемый вскоре после Троицы, в разные годы выпадает на разные даты. В 1941-м это было 22 июня. Можно ли такое понимать как случайность или следует воспринимать как вразумление и предельную правду? Благодаря той пионерской ночи много позже я осознал начало войны как атаку сил ада на сокровенную Святую Русь, которая пребывала тогда в красной своей ипостаси.
Было в той удивительной ночи потрясение детских сердец ритмом грандиозного эпоса. Потом обратил внимание: многие поэты уходили на фронт добровольцами. Не только поэты, конечно, не только…
Удивительный человек Наталья Малышева (в постриге инокиня Адриана) – боец дивизионной, а позже армейской разведки, в мирные годы конструктор ракетных двигателей, в частности гагаринского «Востока», вспоминала в одном из интервью: «Как только из репродукторов голос Левитана сообщил о начале войны, я с друзьями-студентами по авиационному институту побежала по военным академиям. Мы требовали и умоляли перевести [нас] к ним: чтобы быстро получить нужную армии специальность и – на фронт… Меня не взяли из-за того, что девчонка. Было очень обидно. Ну раз так, думаю, пойду добровольцем…»
На первых порах многие боялись: война закончится, подвиг не успею совершить. Инокиня Адриана говорила: «Знаете, я ведь до сих пор себя спрашиваю: ну как такое было возможно? Столько было до войны репрессированных, сколько разрушено церквей! Я лично знала двоих ребят, у которых отцов расстреляли. Но никто не таил злобы. И эти люди поднялись над своими обидами, всё бросили и пошли защищать Родину».
Зоя Космодемьянская и капитан Николай Гастелло, рядовой Александр Матросов и генерал Дмитрий Карбышев, маршал Константин Рокоссовский и маршал Георгий Жуков, украинский пионер Валентин Котик и белорусский старик-крестьянин Матвей Кузьмин – все они для новых поколений должны бы оставаться не просто героями далёкой войны, но становиться героями грандиозной эпопеи, которая кристаллизуется, становясь живой и современной для каждого человека на века вперёд. Мы помним, у Гомера события эпоса укладываются в пару месяцев. «Илиада» была создана, как полагают знатоки, через полтора века после описываемых в ней событий… Может быть, 80 лет, прошедшие с начала Великой Отечественной, ещё не срок для появления нашей «Илиады ХХ века»?
Конечно, о войне создано немало потрясающего, есть великие книги, музыка, картины, скульптуры («Родина-Мать» в Сталинграде!), есть кино, есть песня «День Победы»… Какое произведение о Великой Отечественной останется нетленным через тысячу лет? Скорее всего, мы просто о таком произведении ещё не знаем, не создано ещё. Однако знаем, из чего только и может быть оно создано: из поэзии военных лет, из строк, ужаса, ярости, восторга, запечатлённых в них.
За восемь первых дней войны призвано было 5 миллионов 300 тысяч человек. Поэты шли в военкоматы первыми. О многих мы ничего не знаем, лишь можем их видеть, как описал их Дмитрий Сухарев: «Как они шагали от военкомата с бритыми навечно головами». Других слышим и можем видеть их лица...
Эдуард Асадов окончил школу в 1941 и, уже глядя своими слепыми глазами, позже сам увидел и нам показал:
«На восьми фронтах моей отчизны
Уносил войны водоворот
Каждую минуту десять жизней,
Значит, каждый час уже шестьсот!..»
Юлия Друнина была совсем юной:
«Когда, забыв присягу, повернули
В бою два автоматчика назад,
Догнали их две маленькие пули –
всегда стрелял без промаха комбат…»
Семён Гудзенко:
«Бой был короткий. А потом глушили водку ледяную,
И выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую…»
Борис Костров:
«Нам жить – не тужить! Но без песен
Душа ни к чему не лежит.
Солдатское солнышко – месяц
Над нашей землянкой горит».
Марк Лисянский, кто не подпевал его словам:
«Я по свету немало хаживал, жил в землянке, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо, знал разлуку, любил в тоске…»
Сергей Орлов: «Его зарыли в шар земной…»
Юрий Левитанский: «Я не участвую в войне, война участвует во мне…»
А другие не добровольцами, но с первых дней войны в армии, считай те же добровольцы.
Алексей Сурков: «Бьется в тесной печурке огонь…»
Константин Симонов: «Жди меня и я вернусь…»
Александр Межиров: «Недолёт. Перелёт. Недолёт. По своим артиллерия бьёт…»
Николай Майоров:
«Я не знаю, у какой заставы вдруг умолкну в завтрашнем бою,
Не коснувшись опоздавшей славы, для которой песни я пою».
Давид Самойлов попасть добровольцем пытался на финскую, попал на большую:
«Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые…
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!»
Борис Слуцкий про баню:
«Там ордена сдают вахтерам, зато приносят в мыльный зал
Рубцы и шрамы – те, которым я лично больше б доверял…»
Павел Шубин:
«Редко, друзья, нам встречаться приходится,
Но уж когда довелось,
Вспомним, что было, и выпьем, как водится,
Как на Руси повелось!
Вспомним о тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу…»
Арсений Тарковский, заглядывая в 1945-м в день накануне войны… Процитируем целиком, называется «Суббота, 21 июня»:
«Пусть роют щели хоть под воскресенье.
В моих руках надежда на спасенье.
Как я хотел вернуться в до-войны,
Предупредить, кого убить должны.
Мне вон тому сказать необходимо:
«Иди сюда, и смерть промчится мимо».
Я знаю час, когда начнут войну,
Кто выживет и кто умрет в плену,
И кто из нас окажется героем,
И кто расстрелян будет перед строем,
И сам я видел вражеских солдат,
Уже заполонивших Сталинград,
И видел я, как русская пехота
Штурмует Бранденбургские ворота.
Что до врага, то всё известно мне,
Как ни одной разведке на войне.
Я говорю – не слушают, не слышат,
Несут цветы, субботним ветром дышат,
Уходят, пропусков не выдают,
В домашний возвращаются уют.
И я уже не помню сам, откуда
Пришел сюда и что случилось чудо.
Я всё забыл. В окне ещё светло,
И накрест не заклеено стекло.
…Может ещё не родился поэт, который все лица, стихи и миллионы судеб переплавит в своём сердце, чтобы и через тысячу лет потомок наш сказал в день 22 июня: «Сегодня была Война».