Многие независимые наблюдатели с некоторым недоумением обратили внимание на то, что во время визита Д.Медведева в Сеул, несмотря на подчёркнутую лидерами двух стран положительную динамику двустороннего сотрудничества, стороны по существу на этот раз избегали конкретизации темы стратегического партнерства между Москвой и Сеулом, об установлении которого Д.А.Медведев и Ли Мен Бак договаривались еще в ходе визита южнокорейского президента в Россию в сентябре 2008 года. Единственное - формальное - упоминание на этот счет содержится в итоговом Совместном заявлении.
Российские, да и корейские дипломаты в случае прямых вопросов склонны разъяснять - это, главным образом, намеченная цель, к которой, мол, следует стремиться, а не нынешнее состояние вещей. При этом в качестве составляющих более высокого уровня партнерства, как правило, упоминаются взаимное доверие, открытость, укрепление взаимопонимания и взаимодействия по широкому кругу международных проблем. Похоже, такой степени зрелости российско-южнокорейские взаимосвязи пока не достигли. Думается, что для успешного развития отношений крайне важно знать, что, собственно, хотят получить друг от друга Москва и Сеул, насколько оправданны взаимные расчеты, а главное – в чем состоит уникальность или хотя бы специфичность отношений двух стран, что делает их незаменимыми партнерами.
Вполне очевидно, что Южная Корея связывает с политикой на российском направлении собственные расчеты.
Во-первых, это обеспечение поддержки Москвой политической линии Сеула в отношениях с КНДР и использование возможностей России для оказания «дисциплинирующего» воздействия на Пхеньян, с тем чтобы добиться изменения его поведения в духе, приемлемом для РК. Добиваясь от Москвы безусловного осуждения действий КНДР, южнокорейские власти ставят вопрос ребром: позиция, занятая Россией в этом вопросе станет наглядным свидетельством того, является ли она на деле страной, дружественной Республике Корея.
В последнее время подобные попытки предпринимались не раз, причем без особого успеха для южнокорейского руководства. Москва так и не поддержала своего партнера в инциденте с гибелью корвета ВМС РК "Чхонан", вину за который Сеул пытается возложить исключительно на Северную Корею. Эта линия подтвердилась и в другой ситуации, уже по завершении визита, когда Москва отказалась безусловно осудить Пхеньян в связи с артиллерийской перестрелкой между вооруженными силами КНДР и РК в Желтом море 23 ноября сего года, чего добивались от России в Сеуле. Принятое МИДом России заявление содержит призыв к обеим корейским сторонам проявлять сдержанность и не допускать действий, способных привести к эскалации военной конфронтации на Корейском полуострове.
Это говорит о намерении российского руководства придерживаться осторожной, взвешенной линии в межкорейских делах, избегая солидаризироваться с нажимом Ли Мен Бака, стремящегося поставить Северную Корею «на колени». Конечно, Москва не в восторге от некоторых рискованных действий Пхеньяна, но и солидаризироваться с политикой превращения Северной Кореи в антагониста большого желания у российской стороны нет: нетрудно просчитать, какими последствиями это может быть чревато. Такой подход воспринимается Сеулом с плохо скрываемым раздражением. Судя по всему, в ходе сеульского саммита высокие стороны так и не смогли найти общего языка в этих вопросах. Примечательно, что в отличие от итогового документа 2008 года на этот раз теме отношений между Севером и Югом была уделена лишь одна фраза, отразившая российскую позицию в поддержку межкорейского диалога и сотрудничества. При этом о подходе РК к этим вопросам не сказано ни слова.
Во-вторых, расчёты Сеула связаны с тем, чтобы получить максимально широкий доступ к российским природным ресурсам. В настоящий момент Российская Федерация воспринимается руководством Южной Кореи в первую очередь как "сверхдержава природных ресурсов", и именно такое восприятие лежит в основе проводимой Сеулом политики. Известны высказывания влиятельных деятелей этой страны, что территориальный конфликт Токио с Москвой отвечает интересам Сеула, поскольку в этих условиях японцам трудно полноценно участвовать в проектах разработки Сибири. Такой подход, которому Россия пока не в силах ничего противопоставить, воспроизводит на постоянной основе отсталую, несбалансированную структуру внешней торговли между двумя странами, при которой российский экспорт более чем на 80% представлен минеральным сырьём, металлами и древесиной, а импорт – машинотехнической продукцией, бытовой электротехникой, автомобилями.
Как уже говорилось, по итогам переговоров стороны вышли на многообещающие договоренности о сотрудничестве в области модернизации экономики, переводу ее на рельсы инновационного развития, кооперации в сфере высоких технологий. Если развитие двусторонних связей пойдет в дальнейшем именно по такому пути и хотя бы часть из достигнутых в ходе визита договоренностей будет реализована на практике, то уже это можно будет расценить как большой успех.
Здесь возникает сразу два непростых вопроса.
Первое: потянет ли сама Россия ту ношу, за которую она сейчас взялась и не уйдут ли благие намерения и инициативы в песок в силу известной бюрократической косности? Конечно, хочется верить, что будут проводиться двусторонние семинары и «круглые столы», корейцы будут ездить в Сколково, а российские чиновники и представители бизнес-элиты посещать аналогичные научные центры в Южной Корее, но весь вопрос в том, будет ли это началом реальной работы или же ее искусной имитацией?
Второе: а зачем все это нужно самим южнокорейцам, коль скоро их преимущественные интересы лежат в сфере получения доступа к российским энергоресурсам, а создание в лице России мощного промышленного конкурента явно не входит в планы Сеула? К этому следует добавить, что в корейском бизнес-сообществе давно уже утвердилось мнение, что управление российской экономикой осуществляется неэффективно, а климат для инвестиций не вполне благоприятный. Ответ напрашивается сам собой: южнокорейские партнеры России не прочь воспользоваться таким положением для извлечения односторонних выгод и преимуществ. Вот уже которое десятилетие подряд российская сторона пытается убедить корейский бизнес в том, что российская фундаментальная наука и корейский опыт коммерциализации технологических разработок носят взаимодополняющий характер и что объединение взаимных усилий может обернуться серьезной выгодой для обеих стран. Корейцы с этим и не спорят, но, будучи прагматиками, избирают для себя более легкий путь: вывоз из России «мозгов» и знаний путем приглашения на работу в РК наиболее перспективных российских специалистов. Только по официальным данным, в Южной Корее их более 200, а если брать неофициальную статистику, то цифра будет на порядок выше. Поэтому если Россия действительно хочет чего-то добиться от Южной Кореи в плане сотрудничества в сфере высоких технологий, то все аспекты такого сотрудничества должны четко оговариваться и с точки зрения его правовой основы.
Серьезные вопросы вызывает также достижимость выгодного для России сотрудничества с РК по вопросам обеспечения безопасности в данном регионе. Возможности Сеула принимать какие-либо самостоятельные решения в этой области серьезно ограничены союзническими обязательствами перед США, что подразумевает согласование с американцами любых шагов. Если два предшественника нынешнего президента РК пытались хоть как-то ослабить эту удавку, то Ли Мен Бак, которому удалось вконец разругаться с КНДР и жить с вечным страхом некоей враждебной акции со стороны северного соседа, теперь готов пойти очень далеко в установлении «клиентских» отношений с США. Поэтому что бы ни говорили в Сеуле о поддержке идей Москвы о создании механизма мира и безопасности в СВА или в АТР в целом, фактически для них это остается вопросом второстепенным. На практике же администрация Ли Мен Бака и консервативные круги, оказывающие ему поддержку, рассматривают США, которые простёрли «ядерный зонтик» над Сеулом, в качестве главной, если не единственной гарантии безопасности страны и отдают предпочтение закрытым военно-политическим структурам типа возрождаемого трехстороннего альянса с участием Токио и Вашингтона перед предлагаемыми Москвой открытыми для всех стран механизмами и системами обеспечения безопасности.
В прошедший период политика России в отношении Корейского полуострова и двух корейских государств испытывала частые и порой глубокие, неожиданные колебания при попытках выбора оптимальной стратегии. Зачастую это носило импульсивный, не всегда продуманный характер, диктовалось конъюнктурой или субъективными политическими решениями лиц, стоявших у "руля управления" страной в тот или иной период.
В начале 90-х годов Москва сделала неоправданно завышенную ставку на отношения с Республикой Корея. Страна, которая еще не так давно рисовалась как "марионеточный диктаторский режим", территория, находящаяся под "иностранной оккупацией", в одночасье превратилась в полную противоположность прежнему и теперь идеализировалась как "образец" демократии в АТР и процветающей рыночной экономики, связи с которой, мол, сулят России самые блестящие перспективы. Соответственно возникли устойчивые и широко распространенные ожидания того плана, что именно Южная Корея станет страной, с помощью которой Россия сможет решить задачу своего экономического подъема, по крайней мере, на Дальнем Востоке. Подспудно зрели наивные надежды и на то, что Сеул поделится с Россией своими "сокровенными" рецептами достижения быстрого экономического роста. Этого, однако, не произошло, по крайней мере, в масштабах, на которые надеялись российские партнеры. Ошибка состояла в том, что в расчет не принимались собственные интересы Южной Кореи, далеко не всегда совпадающие с российскими.
Обратной стороной курса РФ того периода было резкое сокращение сотрудничества с КНДР и даже попытка отдаления от своего дальневосточного соседа. Все это имело результатом драматическое ослабление российского присутствия на Корейском полуострове. Именно на основе осознания допущенных ошибок и их преодоления Москва и вышла в начале нынешнего столетия на орбиту нынешней сбалансированной политики, направленной на поддержание дружественных отношений с обоими корейскими государствами.
На сегодняшний день инициатива в выстраивании двусторонних отношений довольно прочно удерживается Сеулом. Там чётко знают, что хотят от России получить и в соответствии с этим определяют свою политическую линию и конкретные шаги.
***
Перспективной задачей политики России в Корее должна стать стратегия, позволяющая действовать на опережение, добиваясь создания своего "игрового поля". А для этого важно понять, что Корейский полуостров - не дальний "азиатский угол", которому можно уделять лишь эпизодическое внимание, а важный политический "перекресток", где для России существуют и серьезные вызовы, и многообещающие перспективы. Путь в Корею неизбежно пролегает через российские дальневосточные регионы, для возрождения которых у страны пока не хватает сил. Слабый в экономическом и военном отношении Дальний Восток в условиях, когда центр принятия решений в РФ находится далеко на западе, вряд ли может служить плацдармом для "триумфального" продвижения российских интересов в Корею.