Если предположить, что решение о прохождении эскадренного миноносца Defender в водах российского Крыма действительно, как он говорит, принял Борис Джонсон, а не его адмиралтейство, не командование НАТО и не США, и принял он такое решение непосредственно после встречи в Женеве, то первое, что вспоминается, – это план «Немыслимое», готовившийся Черчиллем в 1945 году, и его же, Черчилля, Фултоновская речь 1946 года.
План «Немыслимое» предполагал в условиях ещё не разрушенных союзнических отношений между СССР и Западом войну Запада против СССР с использованием сохраненных в боеготовности войск вермахта, выступление в Фултоне – политику «железного занавеса» и начало холодной войны против Советского Союза.
Кроме общих причин противостояния двух систем, для Черчилля (и Англии) было важно найти своё место в формировавшемся мире двух сверхдержав, повысить свою значимость в условиях их противостояния. Судя по всему, нечто похожее актуально и для сегодняшней Британии. Борис Джонсон, скорее, был ориентирован на сотрудничество с Трампом и республиканцами, поддержавшими выход Британии из Евросоюза и противостояние с континентальной Европой. Его встреча с Джо Байденом оказалась не очень удачной: американец акцентировал внимание англичанина на желательности умиротворения в отношениях с ЕС и, возможно, толковал о диалоге с Россией. Для чего он это последнее делал (если делал) – вопрос отдельный; все-таки главной задачей Байдена остаётся укрепление своего положения в противовес попыткам соперничающих кланов Демократической партии сделать президента номинальной фигурой.
Так или иначе, Байден обозначил официальную позицию: ему нужна сегодня стабильность и предсказуемость в международных отношениях. В частности, в отношениях в Европе. А для британских верхов это означает сдачу позиций в их отношениях с ЕС. Британцам нужна атмосфера конфликтов, в которой есть шанс выиграть больше, чем они имеют сегодня. Создавая по своей инициативе конфликт, Борис Джонсон демонстрирует Байдену: «Мы более значимы, чем ты думаешь. И мы можем помешать тебе добиться своих целей; можем развязать конфликт, который тебе сегодня не нужен».
Можно спорить, мог бы Борис Джонсон позволить себе такую авантюру без согласия США, а если не мог, то была ли это санкция тех или иных сил в США, а не самого Байдена. Мы спорить на эту тему не будем, но заметим, что, демонстрируя провокационное поведение, британские власти могут стремиться не только повысить свою цену в геополитике, но и подавать сигнал тем странам ЕС, которых не устраивает германо-французское лидерство в Европе. А среди таких стран есть и лимитрофы молодой Европы, и подобные Голландии богатые страны старой Европы, недовольные усилением Германии. Усилением, которое связано и с будущей ролью газового хаба, которым Германия может стать, и с предлагаемой ей Байденом ролью американского прокуратора в Европе.
Английская провокация с эсминцем перекликается здесь с голландским демаршем по поводу приглашения Путина на саммит ЕС и возражениями против такого приглашения порядка трети стран Евросоюза.
В Европе формируется три разделительные линии, три группы стран и три тенденции: те, кто придерживается установок на евроатлантическую интеграцию; те, кого устраивает сюзеренитет США с их «представителем» Германией; те, кто хотел бы выстраивать отношения с Америкой напрямую. При этом одни готовы пытаться вести диалог с Россией, другие не хотят такого в принципе.
И все это перемешано. И не каждый может понять, кто в какой степени оказывается его союзником, а кто – оппонентом.
Инцидент с Defender был нужен Лондону и потому, что мог упростить запутанные межъевропейские отношения и призвать к солидарности с Британией, выдвинув её на первый план европейской политики (подобно инсценировке «дела Скрипалей»), что позволило бы предъявить претензию на европейское лидерство, оппонируя в этом Германии.
При Трампе Лондон считал, что ему отводится роль «смотрящего за Европой». При Байдене он эту роль утратил. И Борис Джонсон начинает искать свою многовекторность: он пытается шантажировать Байдена своей непредсказуемостью и одновременно заигрывать с его оппонентами в США, намекать на коалицию с недовольными ролью Германии странами Европы и ещё посылать сигналы в Москву, намекая на возможность и британско-российского саммита.
В этом отношении создание конфликта – своего рода создание почвы для встречи с целью разрешения конфликта… Хотя, говоря о возможности своей встречи с Путиным, Борис Джонсон, очень вероятно, тоже имеет в виду не достижение конкретных договорённостей, а своеобразный шантаж Байдена.
