Активизация памяти
1.
В юбилейные дни на Бородинских полях многолюдно.
Тысячи, десятки тысяч устремляются сюда, в эти августовско-сентябрьские зелёные пространства. Электрички выплёскивают из себя одиночек и большие группы, порой в камуфляжах, – с рюкзаками и палатками; автомобили всех видов, цветов и марок выныривают сюда с трёх направлений и тут повсюду жмутся к обочинам дорог; из иных выгружаются велосипеды, это разумно, только так здесь беспрепятственно можно увидеть всё, побывать везде, а иначе ног не хватит. Приметны здесь и конные, это «реконструкторы исторических событий».
На дверце одного из джипов, припаркованных перед станцией Бородино, симпатичная надпись: «На Париж!»…
Нет на белом свете другого места, где бы на столь малом пространстве находилось столько памятников! Памятники возникают перед вами как бы неожиданно, но они повсюду – от Утицкого кургана до деревни Семёновской и далее – до Бородино, вдоль передовой линии русских войск, перекрывших в августе Двенадцатого обе Смоленские дороги – старую (в районе д. Утицы) и новую (в с. Бородино). Установлены памятники и вглубь линии обороны, к каждому ведёт своя дорожка. На некоторых имена погибших. Другие – памятники полкам, соединениям, родам войск – колонны, остроконечные стелы-пирамиды, поклонные и надгробные камни, это царские двуглавые орлы, кресты, пушки и ядра, шлемы кирасир…
Здесь в считанные часы одного дня, по современным подсчётам, убыло до 50 тысяч русского войска. Из 120 тысяч. Ужасные потери. Здесь всё омыто русской кровью. Всё пропитано ею, в каждой травинке…
Я, устав бродить по полям и дорогам, лёг на мураву лицом к небу. Серо-белые облака и меж ними ясная синь. Так лежали здесь раненые, умирающие. Мне на ногу уселся крошечный кузнечик. И он, поди, родня тем кузнечикам, скакавшим здесь среди визга пуль и пушечного грохота, может, его предок так же вот уселся на ногу опрокинутого взрывом моего пра-прадеда. А вот ромашка, белые лепестки и солнышко в серёдке, моя ладонь словно б в последнем движении сжала её… Всё родное. Всё своё.
Стыд
2.
Главные памятники Бородинских полей – это «пушечная» стела близ Семёновских (Багратионовых) флешей и чёрная колонна с золотым «куполом-взрывом» и золотым же святым крестом – на том месте, которое зовём мы батарей Раевского.
У Багратионовых флешей, где устроен Спасо-Бородинский монастырь, на величественно-суровом памятнике из чёрного металла (это четыре этажа вертикально стоящих пушек и Святой Георгий, побивающий на вершине змия) надпись, берущая за сердце: «Содеянные вами подвиги неизгладимо будут жить в памяти благодарного Отечества. Николай II»…
Похоже, именно эти слова Царя-мученика стали причиной разрушения памятника в 1920-х. А что стало причиной сноса памятника на батарее Раевского, на главном поле России, в 1930-е? Отменили русскую историю. Что послужило причиной разорения могилы великого Багратиона, обожаемого каждым русским солдатом?
Стыдно бывает так, что краска в лицо, что до слёз.
Но то – поправили, восстановили, украсили.
А причин для стыда и не убавляется.
Мы можем ли без смущения взглянуть в живые лица сотен людей, стоявших здесь насмерть, в лица боевых генералов из Военной галереи, посмотреть в лицо Милорадовичу, Ермолову, Паскевичу…
Стыдно перед пролившими здесь кровь, перед стоявшими здесь насмерть за то, что допустили мы сотворить с Отечеством в 1990-е, расчленить, как ни одному наполеону не мечталось.
3.
Наполеон помнил опыт своего непосредственного предшественника, претендовавшего на роль покорителя России, Карла ХII. Прекрасно помнил: тот шёл на Москву через Полтаву. Наполеон себя мнил много выше Карла. Историк Е. Тарле показывает ход страстной мысли Наполеона: «Пример Карла XII ничего не доказывает: шведский король не был достаточно подходящим человеком для подобного предприятия… Да, знаменитый шведский полководец погиб, но он сам виноват: зачем, будучи «только» Карлом XII, он взялся за дело, которое под силу только одному Наполеону и больше никому?» Наполеон в гордыне своей, которую трудно не назвать дьявольской, полагал, что «нельзя из одного случая (т.е. из гибели шведов) выводить общее правило: «не правило рождает успех, но успех создает правило, и если он, Наполеон, добьется успеха своими дальнейшими маршами, то потом из его нового успеха создадут новые принципы»…
Он, богоборец, осквернитель святых русских храмов, полагал, что ему, величайшему из людей, уготовлено судьбой сочинять законы истории.
Не он первый и, как мы знаем, не он последний.
В каждом столетии находились лица, готовые взяться за покорение России. Россия, как искушение, всё время им казалось доступной, лёгкой добычей. Но лишь во второй половине 20 века вражий мозг додумается до новой стратегии, уразумев, что покорить Россию извне – невозможно, внешней силой – не одолеть, это непреложный закон. Одолеть же её можно лишь разжиганием внутренних страстей; главный враг русского – он сам, когда его, государственника, качнёт в анархию, ввергнет в соблазн самоубийственной свободы без Бога, тогда он и Царя на расправу отдаст, да и на родного отца нож заточит.
И вот, лёжа на жёсткой земле, на сырой траве с кузнечиком на руке, глядя в неспокойное бородинское небо, как раз и подумаешь, что, создавая вооружения для отражения внешнего врага, не меньшие б нужно энергии прилагать для создания технологий подавления врага внутреннего, который выглядывает на историческую арену то с ликом благородного декабриста, то революционера-народника, а то вот уж и вовсе безо всякого лика, но лишь с вполне гнусной ухмылочкой какого-нибудь белоленточного «креативщика».
4.
Знаете, каждый русский бывал на Бородинском поле, даже если он здесь не был ни разу. Я вовсе не имею в виду, что благодаря Лермонтову, Толстому или искусству кино. Нет, именно физически – живой кровью своею: не мала математическая вероятность того, что предок каждого, ныне живущего, был здесь, когда ружейных выстрелов в Бородино не было слышно из-за несмолкаемого грохота тысячи пушек, когда земля шаталась под ногами.
Я знаю, что на Бородинском поле было четверо Бибиковых. Знаю и то, что один из них, 20-летний Дмитрий Гаврилович, адъютант генерала Милорадовича, совершил подвиг, указав нужное направления, передавая приказ уже после того, как ему ядром оторвало руку. Он упомянут и у Толстого. Прообраз Пьера Безухова – Пётр Вяземский. Известный поэт через годы вспоминал о том дне, когда на Бородинском поле под ним ранило лошадь: «…а за Милорадовичем, на поле сражения, пешком угнаться было невозможно: он так и летал во все стороны… Когда был я в недоумении, что делать, опять явился ко мне добрый человек и выручил меня из беды. Адъютант Милорадовича, Д.Г. Бибиков, сжалился надо мной и дал мне свою запасную лошадь».
Знаю ещё и то, что там же, на батарее Раевского в это же самое время другой мой предок майор Перновского полка Александр Львович Тришатный получил контузию, а другой Тришатный, поручик Орловского полка, был убит…
Вникаешь в перипетии сражения и рождается личностная эмоция – здесь пуля, ядро 200 лет назад нацелены были лично в тебя.
5.
О Бородинском сражении мы знаем почти всё, что только возможно знать. Хотя не ведаем даже и числа погибших (дискуссия не завершена); не знаем и, видно, без открытия новых технологий никогда не узнаем имён большинства нижних чинов. А хотелось бы – и кто, каков, откуда. Имена их знает Бог. Как и число.
Благодаря исследованиям, опубликованным уже в новом веке, мы многое знаем об офицерском составе, участниках Бородинского сражения. В наше время может представлять интерес их место происхождения.
Историк Д.Г. Целорунго в своей замечательной монографии «Офицеры Русской армии – участники Бородинского сражения» сообщает, что в 1434 офицерских формулярах (из 2074) указано место происхождения офицера. А география происхождения русских героев Бородинского боя такова:
из Великорусских губерний – 682 офицера – 47.6%,
из Малороссийских губерний – 344 офицера – 24%,
из Новороссийских губерний – 72 офицера – 5%,
из Белорусских губерний – 130 офицеров – 9.1%,
из Литовских земель – 51 офицер – 3.6%,
из Остзейских губерний (Прибалтика) – 102 офицера – 7.1%,
из Закавказья – 8 офицеров – 0.6%,
из иностранных государств – 45 офицеров – 3.1%.
Мы не можем и не должны считать указанных в последней строке иностранцев наёмниками. Хорошо известно, что часть иностранцев любит Россию, видя в ней святость и особый, спасительный путь; любят так, как лишь мечтать бы некоторым природным русакам. Таких иностранцев мы знаем и в нашем времени. А о прежних, например, помним, что потомки наполеоновского генерала принца Евгения Лейхтенбергского приняли православие, узнав о чуде, случившемся с ним в России под Звенигородом.
Эти иностранцы – часть Святой Руси. На Бородинское поле вышла вся Русь, вся Святая Русь.
Не даром у Жуковского в его славном «Певце», созданном в 1812 году, на Бородинском поле мистически присутствуют великие полководцы прошлого – и великий князь Киевский Святослав Игоревич, упразднивший древний каганат, и святой Дмитрий Донской, указавший мечём путь из ига, и император Пётр Великий, вразумивший Карла, и Суворов, учитель всех, присутствующих на поле, лучших генералов.…
В этот день на поле сошлись цивилизации.
У Петра Вяземского:
«Этот день, где две державы,
Две судьбы сошлись в борьбе…»
Этот день в химическом составе крови каждого, кто считает себя, кто помнит себя сыном Святой Руси.
(Окончание следует)